Советский Пушкин

Поэзия Пушкина была и остается до сих пор подлинно народной поэзией. Эпитет «народный» содержит в себе очень много неопределенного. В слово «народный» слишком часто вкладывают смысл: простонародный, или этнографически особенный, что неверно. Под народностью начинают понимать совокупность нескольких метафизических признаков, которыми должен обладать писатель, чтобы творчество его признали народным. Меж тем всякий великий писатель народен по-своему. Конкретный анализ особенностей его творчества, его миросозерцания, его связи с жизнью, его воздействия на читателей, его роли в классовой борьбе, его таланта, наконец, должен дать ответ на вопрос, почему его творчество является народным. Белинский это давно понял, и его доказательство народности и национальности пушкинского гения остается до сих пор в силе. Пушкин, – писал Белинский, – «заботился не о том, чтоб походить на Байрона, а о том, чтоб быть самим собою и быть верным той действительности, до него еще непочатой и нетронутой, которая просилась под перо его. И зато его «Онегин» – в высшей степени оригинальное и национально-русское произведение». (Белинский, том XII, стр. 83.) Слова Белинского о «Евгении Онегине» могут быть отнесены к большинству произведений Пушкина. Поэзия Пушкина была народной, потому что она, и будучи ограничена уровнем идей своего времени, была свободна от давления официального, казенного взгляда на вещи. Она независимо от желания самодержавного правительства изображала картину нравов русской действительности, рисовала людей не в том виде, как это хотелось реакционно-дворянскому обществу, а как они выглядели на деле, как это вытекало из ее собственных побуждений и ее понимания истины. Поэзия Пушкина не была так последовательна в своих политических тенденциях, как, например, поэзия Рылеева, но она лучше, чем какое бы то ни было другое явление идеологической жизни в России своего времени, отразила дух свободолюбия, независимости и протеста, проснувшийся уже в лучшей части русских людей и искавший себе внешнего выражения.

Народность поэзии и прозы Пушкина необходимо требовала общезначимой и общедоступной формы, требовала простоты выражения. Простота, общезначимость и общедоступность творчества Пушкина для восприятия каждого человека не нуждаются в доказательствах. Необходимо только напомнить, что эти качества произведений Пушкина были проявлением не стихийной силы его гения, а его сознательных устремлений. Пушкин стремился к простоте в сознательном противопоставлении ее витиеватой напыщенности и (искусственности современной ему литературы. «Прелесть нагой простоты, – писал он в заметке, озаглавленной «В зрелой словесности приходит время», – так еще для нас непонятна, что даже и в прозе мы гоняемся за обветшалыми украшениями; поэзию же, освобожденную от условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем. Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность». В набросках статьи о Баратынском Пушкин вновь жалуется, что «верность ума, чувства, точность выражения, вкус, ясность и стройность менее действуют на толпу, чем преувеличение (exaigeration) ложной поэзии». Как видно из приведенного высказыванья, Пушкин относился отрицательно не только к безжизненной условности ложно-классицизма, но и к неестественному напряжению эффектов правоверного романтизма. Поразительно, как ясно и законченно уже молодой Пушкин сформулировал необходимость строгой простоты в искусстве. Известно его «Начало статьи о русской прозе», относящееся к 1822 году:

«Д’Аламбер сказал однажды Лагарпу: не выхваляйте мне Бюфона, (этот человек) пишет: «Благороднейшее изо всех приобретений человека было сие животное гордое, пылкое и проч.» Зачем просто не сказать – лошадь? – Лагарп удивляется сухому рассуждению философа. Но д’Аламбер был очень умный человек – и, признаюсь, я почти согласен с его мнением.

Замечу мимоходом, что дело шло о Бюфоне – великом живописце природы. Слог его, цветущий, полный, всегда будет образцом описательной прозы. Но что сказать об наших писателях, которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные… думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами! Это люди никогда не скажут дружба, не прибавя: «сие священное чувство, коего благородный пламень, и проч.» – Должно бы сказать: рано поутру, – а они пишут: «едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба». Как это все ново и свежо, разве оно лучше потому только, что длиннее?

Читаю отчет какого-нибудь любителя театра: «сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Аполлоном». Боже мой! Да поставь: «это молодая хорошая актриса» и продолжай – и будь уверен, что никто не заметит твоих выражений, никто спасибо не скажет.