Любопытно, однако, что в реакционном деле защиты геральдических предрассудков Пушкиным оказывается прогрессивная оборотная сторона: сатирическое обличение господствующих, защита личной чести, «общечеловеческой», а не сословной. Аристократический предрассудок превращался в сатирическое обличие правящей знати, в среду которой открывали дорогу не государственные или военные доблести, а краса собственных заслуг (каковы эти «собственные заслуги» мы знаем из истории возвышения фаворитов Екатерины II), звезда двоюродного дяди, приглашение на бал во влиятельный дом, где можно было снискать протекцию, соответствующее число раз согнув дугой спину перед хозяином. Пушкин с гордостью и чувством собственного превосходства излагал эпизоды непокорства и протеста из истории своих предков:
Некоторые пушкиноведы геральдическими предрассудками поэта определяют социальную природу его творчества. Бессмертные создания Пушкина они выдают за художественное выражение идеологии деградирующей аристократии, отдельные представители которой вынуждены были профессионализироваться, то есть находить средства к существованию собственным трудом, трудом писателя-профессионала, как это имело место у самого Пушкина. Такое определение социального смысла наследия Пушкина не выдерживает никакой критики. Оно придает огромному историческому явлению творчества Пушкина частное, чуть что не единичное значение: так ли уже много было этих профессионализировавшихся аристократов, чтобы они могли сыграть каузальную роль для объяснения классового смысла творчества величайшего русского поэта? Ошибка, совершаемая подобными исследователями с точки зрения марксизма, уж очень элементарна: она сводится к отожествлению мнения исторического деятеля о себе с его исторической классовой ролью, в то время как Маркс прямо указывает, что как нельзя в частной жизни судить об отдельном человеке на основании того, что он о себе думает, так и нельзя о крупных исторических явлениях судить по их самосознанию. К Пушкину правило Маркса тем более применимо, что он выступал не только с защитой аристократических предрассудков. Несмотря на выпады против демократического взгляда на вещи, миросозерцание поэта подвергалось влияниям представлений о демократическом равенстве, о личной значив-мости как главном моменте оценки людей. Защищаясь от Булгарина, Пушкин огрел его эпиграммой, в которой осмеял его не за происхождение, а за роль шпиона Третьего отделения и за бездарность: