На самом деле в 1947–1948 годах произошла полная реорганизация атомных проектов русских. Профессор Петр Капица, глава советского атомного проекта, который провел 14 лет в Англии, был смещён с этого руководящего поста, хотя ему разрешили продолжать научную работу. Члены коммунистической партии, более надежные, чем Капица, хотя и не столь выдающиеся в научном отношении, были выдвинуты на руководящие административные посты.[370]
Для контроля за ходом работ по созданию атомной и водородной бомб была учреждена специальная комиссия, в которую вошли Николай Булганин, Георгий Маленков, Лаврентий Берия и некоторые другие.[371]Суммируя достижения советского атомного шпионажа, следует отметить, что в этой области разведки вклад международного коммунизма был весьма значительным. Если бы России пришлось идти на ощупь сквозь первоначальную атомную тьму и повторять эксперименты, проделанные в других странах, ей было бы нужно десятилетие или даже больше, чтобы достигнуть уровня, на котором находились Соединенные Штаты. В дополнение к научным результатам, полученным в собственных лабораториях, русские ученые пользовались помощью «лаборатории» совсем другого рода. Она располагалась по адресу Знаменская улица, 19, и называлась штаб-квартирой ГРУ. Беспрецедентное вынужденное сотрудничество науки иразведки, которое продолжалось в течение всей войны, определило советский прогресс в атомной области. Советская атомная бомба стала продуктом объединенных усилий советских ученых и британских, канадских, немецких, венгерских, итальянских, американских коммунистов. В ущерб своим собственным странам коммунистические партии Запада таким образом сторицей отплатили Советскому Союзу за политическую и финансовую поддержку, которую они получали от него в течение более чем двадцати лет.
Советская разведка и правительство США
Не раз уже мы упоминали о том, что в течение двух десятилетий, предшествующих 1946–1947 годам, правительство Соединенных Штатов было склонно преуменьшать значение советской разведки и демонстрировало терпимость к тем, кто был с ним связан. Для этого было несколько причин.
Во-первых, СССР рассматривался как второстепенная страна. Советская Россия вышла из своих войн в 1917–1920 годах с плохо оснащенной армией, без военно-морского флота и военно-воздушных сил. Ей пришлось примириться с потерей больших территорий на Западе и на Востоке, ее население уменьшилось на двадцать пять миллионов человек. Позже поспешная коллективизация сельского хозяйства и чистка, проведенная в офицерском корпусе, еще более ослабили вновь созданную армию. Люди спрашивали себя, какую угрозу может представлять Россия, даже если несколько шпионов доставят из-за границы в Кремль несколько секретных документов?
Во-вторых, Советская Россия рассматривалась с начала 30-х годов в качестве потенциального союзника против Японии и Германии и считалось неразумным обижать Москву ненужными разоблачениями, связанными со разведывательными делами. Американская политология уделяла совсем немного внимания советской политике, советскому подполью за рубежом и советскому шпионажу. Такое отношение крепло год от года, пропорционально агрессивности Японии и Германии.
На фоне такого общественного мнения и отношения правительства США можно понять, почему с такой неохотой было выдвинуто обвинение против Марка Зильберта, о шпионской деятельности которого было хорошо известно, почему не придали должного значения шпионской организации Свитца-Османа в Панаме, почему не стали подробно расследовать деятельность корпорации «Амторг», почему разрешили осужденному шпиону Михаилу Муромцеву («Горину») уехать без отбытия наказания. Становится понятным, почему Адольф Берл не поверил в историю Уиттейкера Чамберса, почему агентства безопасности в течение трех лет не могли положить конец активности тайных групп в правительственных кругах Вашингтона, не проявили должного внимания к делу Клауса Фукса и будто вовсе не замечали промышленного шпионажа. Даже американские граждане, запутавшиеся в паутине советского шпионажа, обычно выходили сухими из воды. Между этой терпимостью и смертными приговорами двум советским шпионам в 1953 году лежал длинный путь.
После окончания войны обстановка начала изменяться, хотя и очень медленно. 2 ноября 1945 года, вскоре после того, как Элизабет Бентли передала ФБР информацию, значительная часть которой была ему давно известна, Эдгар Гувер направил совершенно секретное послание в Белый дом, где двенадцать правительственных чиновников были названы как члены советского шпионского аппарата: