Советский век

На последнюю записку Каменева Сталин ответил следующим образом: «Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению». Маневрировать, изображая свое отступление в наиболее благоприятном свете, - это была практика, в которой Сталин особенно преуспел. Он информировал всех членов Политбюро, что готовит «несколько измененную, более точную формулировку решения Комиссии» и вскоре представил ее Политбюро. Исправленный текст фактически принадлежал Ленину. Согласно этой формулировке все республики (включая Россию) объединяются в Союз Советских Социалистических Республик, но сохраняют право выхода из него. Высшим органом государства считается «Исполнительный Комитет Союза», в котором республики представлены пропорционально количеству населения. Комитет назначает Совет Народных Комиссаров Союза.

Поскольку нас в первую очередь интересует игра Сталина, мы не будем детально рассматривать процесс формирования правительственной конституции. Сталин был вынужден снять свой проект автономии, но не прекратил обходными методами добиваться собственных целей. Он умело манипулировал языком, определяющим прерогативы будущих комиссариатов, находящихся в Москве, и таким образом, какими бы ни были конституционные тонкости, в зародыше душил любое стремление к независимости. Республики тоже сознавали, что было поставлено на карту. Без надлежащих, четко определенных конституционных гарантий находящиеся в Москве министерства фактически оказывались подчиненными Российской Федерации, проще говоря, оказывались в руках русских.

Эта точка зрения была оглашена в пространном меморандуме, направленном Сталину 28 сентября 1922 г. Христианом Раковским, являвшимся главой украинского правительства. Суть меморандума сводилась к следующему: «В проекте говорится об обязанностях независимых республик, о подчинении директивам центра, но ничего не сказано о правах, которыми пользуются их ЦИК и Совнарком и находящиеся при них наркоматы и управления объединенных комиссариатов. Практика доказала, что центральные органы в некоторых не зависимых республиках живут при полном неведении, что им позволено предпринять и что запрещено, и часто рискуют быть уличены в отсутствии инициативы или в действиях, имеющих сепаратистский характер».

Раковский полагал, что центральное правительство только выиграет от соблюдения интересов республик и четкой регламентации их прав. В планах Сталина он видел не что иное, как проект автономизации, предусматривающий ликвидацию республик. Он считал, что это только повредит СССР как в плане внутренней политики, так и в международных отношениях. Ленина терзали те же сомнения, он был готов сражаться. Так называемый грузинский инцидент окончательно побудил его к действию.

Во время выступлений руководителей ЦК грузинской компартии против насильственного включения в Закавказскую Федерацию вспыльчивый сторонник Сталина - Орджоникидзе - затеял драку с одним из своих оппонентов. После этого случая руководство грузинской компартии в полном составе подало в отставку, подвергнув резкой критике новый проект образования СССР. Скандал мог принять затяжной характер. Сначала Ленин не понял, что произошло, но, наведя справки, предложил Сталину направить Дзержинского в сопровождении двух человек нерусской национальности для изучения конфликта. Однако Сталин безоговорочно принял сторону Орджоникидзе. Глубоко обеспокоенному Ленину не оставалось ничего, как прийти к выводу, что Сталин и его соратники ведут себя как «великодержавники». Не исключено, что этот термин, часто используемый Лениным, был подсказан ему грузинами, находившимися с ним в постоянном контакте. 6 октября 1922 г. Владимир Ильич направил Каменеву письмо. Оно начиналось полушутливо, а заканчивалось в серьезном тоне. «Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть...Надо абсолютно настоять, чтобы в союзном ЦИКе председательствовали по очереди: русский, украинец, грузин и т. д. Абсолютно!»