Эмигранты-меньшевики предсказывали подобную участь как неминуемое будущее, и Зиновьев цитировал их по этому случаю, что было бы уже несколько лет спустя просто немыслимым. В частности, он ссылался на работу одного из членов заграничной делегации РСДРП Давида Далина, вышедшую тогда в Берлине [132].
Далин считал, что увеличивающаяся социальная дифференциация из-за наплыва новых членов ведет к возникновению различных идеологических и политических направлений, что облегчает борьбу с большевизмом, ибо из-за отсутствия политической жизни в России вне партии и армии иных возможностей для нее нет. Так как уничтожить большевизм извне невозможно, следует попытаться сделать это на базе внутренних процессов в большевистской России, как в партии, так и в обществе, крестьянская часть которого и разные группы рабочих и мелкой буржуазии медленно осознают свои собственные интересы. А к интеллигенции вернулась ее природная способность создавать идеологические течения: демократическое, имперское, ревизионистское. Все это цитировалось Зиновьевым и отмечено в материалах съезда. Далин насмехался над тем, что наивная идея чисток (в традиционном смысле - исключения из партии) что-либо изменит, когда дело дойдет до неизбежного столкновения с центробежными силами общества.
Зиновьев не появился бы с книгой Далина на трибуне без того, чтобы не выразить свое несогласие. Он важно заявил, что убежден в том, что «существует молекулярный процесс в партии, который не является просто отражением внутренней борьбы, но эхом всего, что происходит в стране - целый спектр постоянно идущей классовой борьбы». Все виды элементов, чуждых миру труда, проникали в партию, но он все еще надеялся, что «пролетарская сердцевина» выдержит испытание временем, поддержит предназначение партии и предотвратит то, чтобы чуждые элементы поднимали на нее руку.
Зиновьев также считал, что на этом перепутье сохранение рабочей демократии оздоровит партийную жизнь. «Рабочая оппозиция» (состоящая из руководителей партийных профсоюзов) сетовала на ее отсутствие, делая ее центральным пунктом своего списка претензий. Они даже требовали, что бы такая рабочая демократия была бы усилена чистыми белыми воротничками и сумрачной интеллигенцией - достаточно сложный способ создать жизнеспособную партию! Эти позиции не принимались партийным руководством. Культурный уровень и классовое сознание рабочих в то время было слишком низким, чтобы заниматься партстроительством, опираясь исключительно на свои силы.
Фактически партия не смогла дать четких ответов за короткое время на все эти вопросы. Что следовало сделать, чтобы заставить переключиться на НЭП, не теряя контроля над процессом? Улучшить работу партии и ее административного аппарата; осуществлять образовательную работу и одновременно исключать сомнительные элементы. Все это предполагало усиливающийся централизованный контроль и авторитаризм. Какими бы прекрасными ни были намерения, демократические цели оставались недостижимыми даже внутри партии, хотя старая партийная гвардия все еще надеялась сохранить демократический дух и образ действия в своих верхних эшелонах.
Члены старой гвардии оставались преданными дореволюционному духу. Для них членство в партии было не только удобным способом сделать карьеру. Они сжигали себя на службе партии в годы революции и Гражданской войны, и среди руин партия забыла их. Многие лидеры потеряли здоровье, доктора предупреждали их, что они не смогут продолжать действовать с такой же интенсивностью. В нескольких случаях правительство заставляло их уехать лечиться, часто в Германию или еще куда-нибудь за границу. Правда, многие тысячи членов партии, присоединившихся к ней за время войны, строго говоря, не принадлежали к старой гвардии, но все еще были людьми, готовыми заплатить высокую цену за дело. Для наиболее преданных членов партии власть не была главной заботой. Членство было обязательством, которое требовало личной жертвы - и ничего не давало взамен.
Все эти дебаты протекали во время радикального пересмотра Лениным своих идей, который продолжался, пока он мог думать, говорить и диктовать. В его драматическое последнее появление на XI съезде он обрушился на сторонников авторитарных методов - об этом мы еще не упоминали.
В те годы члены партии участвовали в многочисленных публичных встречах в клубах, которые открывались по всей Москве и не только. На них партийная политика свободно критиковалась, а то и полностью осуждалась. Некоторые консерваторы жаловались на такое «нелояльное поведение», обращаясь к Ленину, чтобы пресечь эти нарушения партийной дисциплины. Во время XI съезда один из нелюбимых консерваторами «недисциплинированных элементов» Давид Рязанов, о котором сам Ленин говорил как о любителе «играть в оппозицию», во время ленинского пассажа о характере обсуждений в дискуссионном клубе при Московском комитете партии обронил: «Не всякому слуху стоит верить!» [133]