Шли годы, и первоначальная ориентация режима на рабоче-крестьянский класс и массы уступила дорогу другому: ориентации на государственную администрацию, «органы», и различные категории «чиновников». Этот всепоглощающий процесс «этатизации» (statization), с полной централизацией государства, увенчался созданием культа государства, который был представлен в мировоззрении высших эшелонов бюрократии. Как в частных разговорах, так и в публичных дискуссиях мы видим высших партийных чиновников, говорящих, что государственные министерства занимаются только отраслевыми вопросам, и только одна партия заботится о высших интересах государства. Очевидно, что этот «ответ» предназначался министерским кругам, которые утверждали все с точностью до наоборот. Это дает нам возможность более правильно оценить и понять, что означал «этатизм». Партийные чиновники не считали, что только они могут представлять интересы общества: они просто соревновались с другими бюрократами за место главного выразителя интересов государства и искали подтверждения своего превосходства.
В 1930-е гг. организация, называвшая себя «партией», уже утратила свою политическую репутацию; она была преобразована в административную сеть, где рядовые члены подчинялись иерархии. На следующей стадии даже эта административная конструкция была лишена какой-либо власти: при Иосифе Сталине не было смысла говорить о партии у власти, и поэтому ее институты не действовали, ее членов никто не спрашивал об их взглядах, а редкие случайные съезды выглядели, как одно долгое рукоплещущее собрание.
Никита Хрущев отдал власть над партией и государством партийному собранию высшего уровня (Центральному комитету) и его аппарату. Однако это никак не повлияло на ключевые характеристики партии: у рядовых членов так и не появилось никаких политических прав, и она оставалась правящей иерархией без какой-либо реальной политической жизни.
При Сталине партия утратила власть над верховным вождем; после Хрущева она продолжала терять власть, отдавая ее государственной машине, которая вобрала в себя ее управляющую сеть, и нашла в ней - и на этот раз навсегда - своих собственных ораторов и представителей. Таким образом, процесс «этатизации», чрезвычайно важный для советского феномена, который, возможно, стал главной отличительной чертой его политической системы, достиг своей завершающей стадии. Когда система вступила в продолжительную фазу застоя, партия, оказавшись беспомощной и бессильной в навязывании своей позиции министерствам и другим органам, быстро пошла ко дну со всеми остальными.
Теперь мы можем сформулировать первые выводы: «партия» действительно не всегда была у власти; в определенный момент она перестала быть политической партией и стала одним из многочисленных, по сути административных, органов. Поэтому мы и поставили термин «партия» в кавычки.
Можем пойти еще дальше и осмелиться предположить: «однопартийная» система, на которую «потрачено столько чернил», на деле превратилась в «беспартийную». Если бы СССР обладал партией, участвующей в политической жизни и обладающей политической силой, та избежала бы своей жалкой судьбы, а страна была бы избавлена от грандиозного кризиса. Но после долгих лет и многих исторических катаклизмов эта политическая структура, опиравшаяся на мощный аппарат и бесправных членов, поизносилась. Неудивительно, что она распалась так легко, без какого-либо сильного толчка или бури.
Какие же факторы и обстоятельства привели партийную систему к почти фантомному существованию, несмотря на благоговение, вызываемое Старой площадью, и тогда, и сейчас?
Это хорошо известное явление - преобразование партии в аппарат, которое фактически повлекло ее слияние с бюрократической реальностью государства. Процесс начался в тот момент, когда она стала вникать в экономику и другие сферы, которыми, казалось бы, управляли государственные министерства. Министерские чиновники чувствовали, что она больше дублирует их работу, чем концентрируется на собственной. Малоизвестный конфликт между Леонидом Брежневым и Алексеем Косыгиным по поводу того, кто должен был представлять страну за рубежом, - хорошая иллюстрация этому.
«Кризис идентичности» партии - формулировка, которую мы использовали в первой части, для того чтобы описать усилия реформаторов в 1946-1948 гг., - можно дешифровать дальше.
В 1946 г. аппарат был реструктурирован с целью обретения своей новой политической идентичности посредством отхода от прямого управления экономикой. Доводы состояли в том, что министерства «покупают аппаратчиков», и «партия теряет свою мощь». Если она вновь хочет обрести власть, то должна вернуться к своим функциям.