Два года спустя снова произошла реструктуризация, но теперь по обратным причинам: чтобы внедриться и контролировать экономическую политику. Противоречие состояло в следующем: когда партия занималась политикой, она теряла контроль над экономикой и бюрократией; когда она полностью контролировала экономику и прямо вмешивалась в то, чем и как занимались министерства, она утрачивала свои специфические функции, то есть то, ради чего была создана. В жизни превалировала вторая логика, что и способствовало фактическому поглощению партии бюрократическим колоссом.
Не стоит забывать, что Владимир Ленин и Лев Троцкий (он касался этой темы в своем письме к Политбюро прямо перед XI съездом) поднимали эту проблему и предупреждали, что прямое вмешательство в дела экономических учреждений будет способствовать бюрократизации партии, а также повысит безответственность части администрации. Троцкий считал, что точно так же, как они заявляли о том, что профсоюзы не должны участвовать в управлении экономикой, а оставаться профсоюзами, так и партия должна оставаться партией, управляя экономикой через экономические учреждения.
Но ситуация развивалась по другому сценарию, что заставило в 1928 г. Николая Бухарина сокрушаться по поводу фактического
Попытки оптимизации производственных отношений.
В ответ на давление и стремления различных социальных слоев режим предпринимал все больше разных действий. Как мы уже отмечали, осенью 1966 г. под председательством руководителя Госплана CСCP Николая Байбакова была создана Комиссия по экономии государственных ресурсов. В нее входили представители Министерства финансов, Госбанка, ЦСУ, Комитетов по труду и зарплате, материально-техническому снабжению (могущественного органа, отвечавшего за поставку сырья и технологических ресурсов на предприятия), Комиссии государственного контроля. На заседаниях от этих ведомств, как правило, присутствовали первые лица. Некоторые из отчетов о рабочих встречах в рамках комиссии, например от 21 сентября 1966 г., подписаны заместителем председателя Совета министров СССР Дмитрием Полянским [143].
Однако, несмотря на настойчивые рекомендации комиссии и многих других органов, режим не мог гарантировать роста производительности труда и тем самым предотвратить накапливание на предприятиях неприкосновенных запасов трудовых резервов и сырья, а также стимулировать скорость технологических инноваций.
Руководители страны столкнулись с дилеммой. С одной стороны, они отчаянно нуждались в рабочей силе и должны были ее привлечь. А с другой стороны, они одновременно должны были оказывать внимание административным органам, которые управляли рабочей силой. Это была сложная игра. «Консенсусный» образ действий был неизбежен: переговоры с министерствами стали общим правилом. В результате, как и всегда в случае с бюрократами, дело дошло до дележа власти.
Никакого разделения власти с трудящимися не было, хотя здесь мы можем указать, как делали и раньше, на множество уступок, улучшений и расширение прав (это распространялось и на интересы других социальных групп). Этот новый способ ведения государственных дел, состоящий из учета и реагирования на любое социальное давление, никогда не был описан теоретиками «тоталитаризма»: по их мнению, зависимость оставалась тотальной и односторонней. (Но кто-то, может, и с пониманием отнесется к их затруднительному положению: по определению, наполовину тоталитарный режим также невозможен, как и наполовину беременная женщина). Это было основное нововведение постсталинского периода, которое определенно внесло свой вклад в жизнеспособность режима в 1960-х годах.