Что-то в этой быстрой череде событий взволновало Хрущева. Не ясно, как ему удалось убедить Маленкова убрать своего партнера, но Берия был арестован 26 июня на заседании Политбюро; затем произошли аресты других высших чинов МВД. Было принято решение о демонтаже промышленных структур министерства, и 1 сентября были ликвидированы внесудебные «особые совещания». Последовали и дальнейшие перемены.
Однако подлинная суть дела Берии и его сообщников не была предана огласке. Более того, никто бы этому не поверил. Наоборот, народу была преподнесена классическая сталинистская «стряпня». Точно узнать, собирался ли Берия в самом деле уничтожить всех или некоторых из своих коллег, было невозможно. Ведь большинство - или даже все! - лидеры в свое время подписывали смертные приговоры невиновным и, следовательно, ныне рисковали быть разоблаченными. Верховный вождь - без сомнения, наиболее виновный, - и фигуры меньшего масштаба несли общую ответственность за преступления сталинизма, и они пока еще не знали, чем обернется их кровавое прошлое. Тем не менее факт очевиден: кошмарные следствия, лживые обвинения и судилища - прежде всего печально знаменитое «дело врачей» - были прекращены в одночасье. Подсудимые были полностью реабилитированы, и врачи вернулись на свое место в Кремле. Скоро последовали другие реабилитации и освобождения, но обставленные с меньшей помпой.
Налицо был ясный сигнал - происходит нечто знаменательное. Илья Эренбург назвал эти перемены «оттепелью» в повести под таким же названием; перемены начались, несмотря на то, что на вершине власти все еще находились люди, верные Сталину и так и не пожелавшие покаяться до конца жизни. Когда в 1956 г. Никита Хрущев выступил с сенсационными разоблачениями Сталина на XX съезде партии, советское общество, и особенно интеллигенция, поняли, что время сталинистских показательных судов, произвола, незаконных арестов и казней ушло навсегда. Но «оттепель» не началась с решений XX съезда; интеллигенция, как и все вокруг, была потрясена, а многочисленные сталинисты, находящиеся в этой среде, пребывали в состоянии шока.
Никто не ожидал такой бомбы - и так быстро!
Ответный удар был нанесен год спустя: поддержанная большинством в Президиуме ЦК (новом высшем органе партии, заменявшем какое-то время Политбюро), состоялась попытка дворцового переворота и свержения Хрущева. Ее успеху помешал союз военных и большинства Центрального комитета; новый руководитель страны остался у власти и укрепил свое положение. Далее произошло неслыханное: заговорщикам не были вынесены смертные приговоры, они даже не были арестованы - их просто сместили с должностей. Одного из них, Клима Ворошилова, даже простили, он остался на своем чисто церемониальном посту.
Все это - и многое другое, о чем мы пока не упоминали - не имело прецедентов, но отныне стало правилом для правящих кругов и при Хрущеве, и после его смещения.
Произошла и другая решительная перемена, которой большинство историков еще не дали должной оценки: прекратились бесчисленные аресты по обвинению в «контрреволюционной деятельности». Из Уголовного кодекса исчезла даже эта формулировка; ее заменили на другую - «преступления против государства», эта статья была направлена на пресечение оппозиционной деятельности.
Подавление политической оппозиции продолжалось, но (как будет видно далее) репрессии приняли совсем иной масштаб и стали менее жестокими. Отныне, и это было знаменательно, обвиняемый действительно должен был что-либо совершить, прежде чем оказаться под арестом. Конечно, репрессированным приходилось тяжко, и сравнения с прошлым мало утешали, но факт остается фактом: перемены в системе наказаний были существенными. Выражение протеста больше не было самоубийственным шагом; люди сохраняли жизнь и выходили из заключения после окончания срока приговора. Существовали некоторые общественные и частные каналы для противодействия произволу властей.
Теперь следует обратиться к рассмотрению более глубоких системных перемен. Они являлись частью политики правительства, но были также подготовлены постоянными изменениями в советской действительности. Разговор идет о социальной триаде «милитаризация - криминализация - мобилизация», характеризующей сталинистскую власть.
Говоря о масштабах кардинальных изменений тюремной системы, следует упомянуть демонтаж сердцевины прежнего режима - ГУЛАГа - как системы принудительного труда, поскольку он находился в состоянии углубляющегося кризиса (об этом мы уже писали ранее). Эта система продержалась 20 лет. Многие считали, что она существовала всегда, другие не верили в ее исчезновение. К демонтажу ГУЛАГа приступили уже в начале 1954 г., хотя некоторые ключевые структуры прекратили свое существование годом раньше. Самое большое значение имела ликвидация (об этом уже говорилось) экономико-промышленного комплекса МВД, главнейшего элемента империи принудительного труда - ГУЛАГа.