Новые сотрудники ведомства пришли по рекомендации партии и комсомола. С другой стороны, многие бывшие оперативные сотрудники КГБ перешли на работу в партийные и советские органы или в прокуратуру. Предполагалось, что КГБ при Шелепине и Семичастном, укрепленный новыми партийно-комсомольскими кадрами, вновь станет «вооруженным отрядом партии» (слова Сталина), при этом совсем не обязательно будет прохрущевским. Многие уцелевшие старые кадры были обеспокоены увольнением десятков тысяч сотрудников, уменьшением жалования и лишением прерогатив (медицинское обслуживание, привилегии, положенные за выслугу лет).
КГБ не мог не унаследовать зловещую репутацию сталинистского НКВД, который и в СССР, и по всему миру воплощал образ репрессивного органа репрессивного режима (достаточно обратиться к списку его обязанностей). Однако в действительности по своему образу действий он имел мало общего с тем МВД, каким оно было при Сталине. Ныне мы располагаем данными о числе арестов и о приговорах, вынесенных оппозиционерам. Они приняли иной масштаб, даже если предположить, что уровень репрессий был предопределен решением вождей, а не исключительно КГБ. На Западе были напуганы и поражены абсурдностью репрессий Сталина, о них знали достаточно; поэтому нет ничего удивительного, что восторжествовало мнение о том, что якобы после его смерти репрессии продолжаются в том же масштабе и теми же средствами. Но фактически оба периода несопоставимы, потому что органы безопасности утратили деспотическое право судить свои жертвы и собственноручно карать их.
Расследования КГБ, как и ЧК в начале НЭПа, брались на учет генеральным прокурором или местными прокурорами. Их результаты в обязательном порядке сообщались особому отделу прокуратуры, следившему за подобными расследованиями (то же происходило на местном уровне). Доступные свидетельства, хотя они и скудны, показывают, что все это имело место - хотя можно предположить, что после открытия архивов выяснится его несовершенство. Можно предположить, что само отношение к нему напрямую зависело от удельного веса реформистских и консервативных течений в верхах. Более того, исход острых политических дел и судов напрямую обсуждался Политбюро с точки зрения интересов режима и был заранее предопределен: судьи и прокуроры просто действовали по готовому сценарию, и никаких правовых гарантий не существовало. Поскольку люди, обвиняемые в политических преступлениях, прежде всего диссиденты, больше не приговаривались к смерти, общественное мнение как внутри страны, так и за рубежом, могло сыграть свою роль. Дискуссии внутри режима и соображения высокой политики часто вносили свои коррективы. В делах людей и оппозиционных групп меньшей значимости судебное разбирательство шло нормальным ходом. Ныне имеется огромная информация о числе таких дел и вынесенных приговорах, апелляциях, смягчениях и освобождениях.
Оппозиционеры и критики.
Чекистам удалось идентифицировать 1039 авторов антисоветских документов из общего числа 6726; среди них были 364 рабочих, 192 служащих, 210 студентов и школьников старших классов, 105 пенсионеров и 60 колхозников. Более 40 % из них имели среднее образование; 47 % были моложе 30 лет, а некоторые были ветеранами партии и вооруженных сил. Пусть читатели сами сделают заключение из этой статистики.