Советско-германские договоры 1939-1941 годов: трагедия тайных сделок

Затем было поручено продемонстрировать готовность Советского Союза оказать помощь Польше в ее противостоянии Германии. 27 августа К.Ворошилов выступает с интервью, в котором дает понять, что СССР не исключает возможность поставок Польше «сырья и военных материалов» без заключения с последней пакта о взаимопомощи. Логическим продолжением этого заявления явился визит полпреда Н.Шаронова к министру иностранных дел Польши Ю.Беку 2 сентября, во время которого был задан вопрос: почему Польша не обращается к СССР за помощью поставками оружия?..

Бека угнетало растущее сознание неотвратимой трагичности положения Польши, которая в те драматичные дни видела для себя угрозу с двух сторон. Но он хорошо помнил недвусмысленное предупреждение маршала Рыдз-Смиглы: «С немцами мы рискуем потерять нашу свободу, с русскими же мы потеряем нашу душу». Исходя из соображений самосохранения, вопрос Шаронова он оставил без ответа.

Реализация первой альтернативы требовала и соответствующих условий, и большого количества времени. Прежде всего - эффективного участия в войне со стороны Англии и Франции, перехода военных действий в русло затяжной войны. В этом случае Сталин имел бы возможность уйти от требований пакта 23 августа и взять сторону Польши. Поэтому советское руководство прежде всего рассчитывало на вариант затяжной войны.

Для фашистского же правительства было выгодно как раз наоборот, чтобы советские войска вошли на территорию Польши как можно раньше. Можно предположить: в этом случае гитлеровцы рассчитывали на то, что западные державы в сложившихся обстоятельствах объявят войну советской стране и она автоматически станет перед необходимостью разделить вину Германии.

3 сентября, в день объявления Англией и Францией войны Германии, Гитлер дач поручение Шуленбургу прозондировать почву о предполагаемых сроках вступления Советского Союза в войну с Польшей. Как свидетельствовал немецкий переводчик Пауль Хильгер, посол «настоятельно рекомендовал советским лидерам сделать надлежащие выводы из секретного дополнительного протокола и двинуть Красную Армию против находящихся в советской сфере интересов польских вооруженных сил». Согласно наблюдению переводчика, Сталин, «осторожный как всегда», не склонен был «к поспешным действиям». Затягивая время, Молотов только 5 сентября ответил германскому послу, что советская сторона примет необходимые решения «в соответствующий момент». На следующий запрос 8 сентября советский нарком заявил Шуленбургу, что для соответствующей подготовки Красной Армии потребуется еще две-три недели. Но уже 16 сентября, когда польское правительство покинуло страну, Молотов неожиданно сообщил германскому посольству, что Сталин готов принять посла «уже сегодня ночью» и «объявить ему день и час выступления советских войск». В назначенное время, 17 сентября в два часа ночи Шуленбург и немецкий военный атташе генерал Кёстринг были в Кремле. Хильгер указывает: «Сталин сообщил нам о том, что Красная Армия в шесть часов утра перейдет советско-польскую границу на всем ее протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска, и просил соответствующим образом проинформировать об этом компетентные германские военные органы». Кёстринг в смущении дал понять, что в считанные часы невозможно поставить в известность германское военное командование и войска. Маршал Ворошилов, однако, отверг все возражения военного атташе замечанием, что немцы, мол, «легко справятся и с этой ситуацией…»

Как видим, Сталин, Молотов и Ворошилов какое-то время выжидали и эквилибрировали: с одной стороны, над ними довлел дамоклов меч мирового общественного мнения, а с другой - подстегивали советско-германские договоренности согласно секретного протокола. И все же выбор ими, наконец, был сделан: они квалифицировали войну как империалистическую с обеих сторон. Причем, по логике крутых заправил Кремля, главным ее виновником выступала буржуазная Польша.

Это была грубейшая политическая ошибка. Роковую роль, думается, сыграли здесь, с одной стороны, рожденная в условиях капиталистического окружения установка видеть в каждом государстве иной политической системы потенциального врага, с другой – крайнее недовольство политикой правящих кругов Польши, ее враждебностью по отношению к Советскому Союзу.