Как отметил советский историк Н. П. Ольшанский: «От нового правительства Польши, представлявшего блок буржуазно-помещичьих группировок, трудно было ожидать доброжелательного отношения к советской стране. Вместе с тем можно было надеяться, что с уходом из правительства представителей наиболее агрессивных и авантюристских сил оно будет вести более реалистичную внешнюю политику. Новое правительство Польши, правда, отказалось от открытого агрессивного курса, его деятели стали избегать резких антисоветских выпадов»[69]
.В майском письме Юреневу Чичерин отмечал: «…Аннексия восточной Галиции не есть усиление Польши, а есть создание для нее кровоточащей раны, поскольку устраняет тот непосредственный контакт с Российской Федерацией, о котором Чехословакия всегда мечтала. Чехословакия будет непременно стремиться к поддержке восточно-галицийского ирредентизма. Перед нашей политикой стоит большая задача широкого использования чешско-польского антагонизма. Задача убедить Прагу, что Советская Россия понимает совпадение государственных интересов Чехословакии и России. Ахиллесова пята чехословацкой политики заключается в том, что она ориентируется еще на фантастическую несуществующую демократическую Россию, а не на реальную Советскую Россию…»[70]
.И.В. Сталин накануне X съезда ВКП(б) (8-16 марта 1921 г., Москва) отметил: «…Польша, Чехословакия не могут существовать: а) без угнетения своих национальных меньшинств; б) без расширения своей территории за счет соседей, что вызывает конфликты и войны; в) без подчинения "великим" империалистическим державам"[71]
. В докладе на съезде он подчеркнул, что нужно видеть противоречия, "которые существуют между господствующими великими державами и недавно образовавшимися национальными государствами… Смысл существования Наркоминдела в том и состоит, чтобы все эти противоречия учесть, на них базироваться, лавировать в рамках этих противоречий…»[72].Правящие круги Польши, считая, что проблема Восточной Галиции решена, активизировали политику в отношении Германии, надеясь на поддержку своих военных акций Францией. Литвинов писал в марте 1923 г. Юреневу: "Можно заключить, что поляки готовятся к нападению весной на Восточную Пруссию. Быть может, это является той ценой, которой поляки купили у Франции благоприятное для себя решение по вопросу об ее границах"[73]
.Поступавшая с января 1923 г. в Берлин из Варшавы, Верхней Силезии и западных столиц тревожная информация о планах Польши вынудила Германию обратиться за помощью к СССР. 15 января 1923 года член ЦК РКП(б) К.Б.Радек доложил И.В.Сталину о своей встрече с Гансом фон Сектом (командующий рейхсвером): "Г.Сект спрашивал нас, как будет реагировать СССР на войну Германии с Польшей. Мы ответили, что мы не в состоянии дать ему точного ответа…»[74]
.Но, по мере перехода большевиков к революционной геополитике активность "соседей" возрастала: подчинявшийся непосредственно Уншлихту резидент Разведупра в Польше, второй секретарь полпредства М.А. Логановский создавал в 1923 г. "для усиления революционной борьбы в Польше" диверсионно-террористические организации из местных коммунистов. О подготовке Логановским наиболее авантюрных акций Уншлихт не информировал не только полпреда, но и противника политического террора Дзержинского[75]
.Из Польши сообщали: «…Громадное влияние польских коммунистов (Радек, Дзержинский, Кон, Уншлихт) на направление заграничной политики НКИД убеждает варшавское правительство в том, что Советы стремятся вызывать коммунистическую революцию в Польше… Советское правительство не поколебалось бы выступить с оружием в руках в случае, если бы в Берлине победила революция и в случае револьты Германии против Версальского договора Варшавское правительство оказалось бы вынужденным образом офензивно обеспечить свою Верхнюю Силезию и Прибалтийское побережье вместе с Данцигом…»[76]
.Несмотря на общую напряженность в переговорах и дипломатическом взаимодействии, в декабре 1923 года страны обменялись нотами в знак признания образования СССР польским правительством. Также шло постепенное урегулирование отношений между Польшей и СССР.
В 1924 г. В. Грабский попытался изменить такое положение вещей. Вместе с тем он предпринял попытку приостановить требования к Советской России по выполнению решений Рижского договора. Сами решения изначально были обречены на провал. Польское правительство еще до Рижского мирного договора пыталось заключить военный союз против Советской республики, о чем нам может свидетельствовать телеграмма Г. Ю. Чичерина председателю делегации на переговорах по миру с Польшей А. А. Иоффе:
«…Сапега заключил в Бухаресте какой-то договор и говорил публично о вероятности близкой войны с Советской Россией. Произносятся речи о франко-польско-румынском союзе против нас. Как это связать с рижскими переговорами? Недоумеваем…»[77]
.