23 августа 1920 г. на третьем заседании мирной конференции в Минске была озвучена польская декларация, которая стала своеобразным ответом на мирную программу, представленную российско-украинской делегацией. В ней польская сторона обвинила советское руководство в нежелании признать независимость и суверенность Польского государства, в проведении агрессивных действий, которые были направлены на установление протектората России над Польшей, как во времена Петра I и Екатерины II. Намерения советской стороны осуществить редукцию военных единиц польской армии характеризуются как проявления империализма, так как следом не происходит сокращение количества Красной Армии. Советские мирные предложения называются «условиями победителя, который не имеет право осуществлять диктат» [80, с. 319]. Кроме этого польская делегация предложила отказаться от взаимной выплаты расходов по польско-советской войне 1919–1920 гг. В качестве линии разграничения между сторонами была предложена линия, которая является исторически обоснованной, при учете интересов польского элемента, а не та, которая почти полностью совпадает с линией третьего раздела Речи Посполитой. Народам, проживающим между Польшей и Россией, предусматривалось предоставить право на демократическое самоопределение, правда, не указывалось каким образом оно будет реализовано. Настаивала исключительно на двусторонней демобилизации, против создания рабочей милиции и передачи части своего вооружения советской стороне.
Со стороны польской мирной делегации 24 августа 1920 г. поступило предложение обсудить наиболее спорные вопросы на отдельных неофициальных встречах, вне заседаний конференции. В итоге, 25 августа 1920 г. произошла встреча К. Б. Радека, Г. П. Штыкгольда (секретарь делегации), П. Г. Смидовича с Н. Барлицким (ППС), В. Керником (ПСЛ – «Пяст»), Ф. Перлем (ППС), Л. Альтбергом. Была продемонстрирована готовность обеих сторон идти на уступки: отказ польской стороны от федералистической концепции решения «восточного вопроса», вероятность получения территориальных уступок со стороны советского руководства за счет белорусских земель, отказ от пунктов о разоружении и демобилизации польских войск [238].
Из письма К. X. Данишевского к Г. В. Чичерину от 25 августа 1920 г. отчетливо видна изменчивость и конъюнктурность политической линии поведения центрального советского руководства в отношении Польши. Вероятность освобождения территории Беларуси от иноземных войск, рассмотренная в письме Г. В. Чичерина к В. И. Ленину, возможная только в случае выставления польской стороной «неприемлемых условий», была полностью отброшена советским руководством [225, с. 4–5]. Альтернатива заключения перемирия или продолжения военных действий существовала до 1 сентября 1920 г., когда произошел поворот в советской линии поведения на переговорах с Польшей от «диктата с позиции силы» к «политике соглашательского мира». Решение о нем с соответствующей формулировкой Политбюро ЦК РКП(б) приняло 1 сентября 1920 г. под влиянием тягостного поражения Красной Армии под Варшавой и неудач в военных действий против войск П. Н. Врангеля. Такой поворот предусматривал уступку в пользу Польши части территории Беларуси до линии рек Щара и Ясельда [148, s. 325–337]. В телеграммах Г. В. Чичерина к Политбюро ЦК РКП(б) начала сентября 1920 г. неоднократно высказывалось готовность советской стороны «отказаться от неприемлемых условий, как разоружение Польши и сокращения ее армии». При этом, указывалось, что необходимо подчеркнуть «неприемлемость создания буферных государств, неприкосновенность Советской Украины и Беларуси, но согласиться на определенные территориальные уступки» [231].
Я. Домбский в телеграмме из Минска к министру иностранных дел Я. Сапего от 26 августа 1920 г. отмечал готовность советской стороны идти на уступки по территориальным требованиям, общую смену настроений в рядах российско-украинской делегации, которая изменила резкии, ультимативный тон; согласилась отказаться от пункта по разоружению польских военных частей, поддержала предложение по переносу места переговоров из Минска в Ригу. Однако советская сторона категорическим образом высказалась за признание независимости советских украинской и белорусской республик [303]. Уже 29 августа 1920 г. А. А. Иоффе был вызван из Риги в Москву по «делу переговоров с Польшей». Согласно его доклада ЦК РКП(б), основной целью приезда в российскую столицу стало направление его в Минск «для проведения неофициальных переговоров с представителями польских левых партий и осуществления действий по замедлению хода официальных переговоров» [24].