Советско-Вьетнамский роман

Но было поздно. Мощный удар потряс позицию, затем еще и еще. Американцы долбили установки, но пока еще не могли найти центр управления. Кабина качалась, на нее с грохотом осел разбитый накат блиндажа. Операторы повскакивали со своих мест, рванулись к броневой двери, но ее уже невозможно было открыть из-за съехавшей земли. Раздался еще взрыв, разлетелись разбитые приборы, кабина перевернулась.

***

Первым на цель зашел Уилсон. Он с первого захода высыпал все фугасы и с удовлетворением отметил, что в пыли разрывов мелькнуло дымное пламя. Значит, попали точно.

Мюррей станцию добивать не стал, а разрядил подвеску по партизанским складам.

– Чарли-второй, как цель?

– Чарли-первый, цель поражена!

– Чарли-второй, ложитесь на обратный курс. Я сделаю фотоснимки.

– Чарли-первый, вы поразили цель? – Хантер вызвал Уилсона.

– Ковчег, цель поражена. Можно заканчивать.

– Чарли-первый, вы уверены?

– Да.

Хантер вел машину на достаточном отдалении и не видел результатов бомбежки. Но такое быстрое завершение операции казалось ему странным.

– Чарли-первый, укажите координаты цели! Я пройдусь по ним.

– Ковчег, не надо!

«Вот хитрый какой! – пронеслось в голове Уилсона. – Мы своей шкурой рисковали, а он отбомбит раз и станет главным героем. Нет уж, вся слава будет принадлежать легкой авиации».

– Чарли-первый, я жду!

– Знаете что, Ковчег, – Уилсон хихикнул, – можете ждать еще долго. Я уже сделал снимки и иду на базу.

– Чарли-первый, соблюдайте дисциплину!

Хантер нервно сжал штурвал. Он прекрасно понимал Уилсона. Легкая авиация не любила стратегическую.

– Операция закончена. Ковчег, возвращайтесь. Выключаюсь.

Хантер выругался, но по щелчку в наушниках понял, что его ругань уже никто не услышал.

***

От удара Рузаев потерял сознание. Когда он пришел в себя, вокруг стояла полная темнота. Невыносимо болел затылок. В бок вонзилась какая-то острая железяка. Но самым неприятным ощущением была тишина. Рузаев, постанывая от боли, начал нащупывать дорогу к выходу. Сбоку кто-то заскребся и застонал.

– Лон?

Рузаев едва мог говорить.

– Я здесь! – по-мышиному пискнул оператор.

Рузаев добрался до двери и дернул запоры. Дверь лежащей на боку кабины с грохотом выпала наружу, и в ее проем ворвались солнечные лучи. Рузаев увидел клубы дыма, поднимающиеся к небу. Прямо перед ним, задрав лапы вверх, лежала изуродованная пусковая установка. На ветвях дерева висела смятая, как бумага, ракета, из которой вытекала огненная струйка топлива. Оставшиеся в живых, оглушенные солдаты медленно выползали из укрытий.

– Ошибочка вышла! – пробормотал Рузаев, оглядев разрушения, и упал на землю. Сознание снова покинуло его.

Глава 19. О том, как лейтенант Кашечкин второй раз посетил Фан Ки Ну, а полковник Шульц написал на него характеристику

А девчонка перевязку

Нежно делает, с опаской

И, видать, сама она

В этом деле зелена

А.Твардовский

«Василий Теркин»

Кашечкина перевели в разряд выздоравливающих через два дня. С одной стороны, это было хорошо – он мог свободно гулять по окрестностям и наконец-то сходить пообщаться в клуб при посольстве. С другой стороны, это было плохо – полковник Тхи Лан тут же перевел Фан Ки Ну в штаб, чтобы помогать в работе совместных совещаний.

Первые два дня Кашечкин вовсю пользовался своим новым статусом: до обеда гулял в садике, шел обедать в посольство и после обеда до вечера играл в шахматы с сотрудниками миссии. Но организм требовал свое, – Кашечкин решил съездить в гости.

Ханой отличается от Москвы полным отсутствием общественного транспорта. Движение на улицах довольно оживленное, редкие автомобили с трудом проталкиваются сквозь толпу велосипедистов. Ездят местные жители мастерски, с феноменальной ловкостью маневрируя на дороге. Оказавшись в заторе, они не слезают с велосипеда и даже не ставят ног на землю. Так и стоят, балансируя на своем двухколесном друге, или медленно-медленно продвигаются вперед.

Однако велосипед – вещь дорогая и ценится так, как в иных странах не ценится машина. Хороший велосипед принадлежит главе семьи и передается по наследству. Естественно, велосипеда у Кашечкина не было. А пешком идти далеко.

Оставался один выход – такси. Настоящих такси, с бензиновым двигателем, в Ханое почти нет, а те, что есть, не по карману советскому офицеру. Оставались такси местные, национальные – велорикши. Это такое сооружение, когда в легкую тележку садится пассажир, а в оглобли впрягается велосипедист. Так и едут, верхом друг на друге. Недорого. И, относительно, комфортно.

Всех советских специалистов категорически предупреждали, что ездить на рикшах нельзя. Это противоречит моральному кодексу строителя коммунизма, поскольку один человек не имеет права ездить на другом. Это правило соблюдалось далеко не всегда, но за ним следили.