Совиная башня

Она покосилась с опаской на обёрнутого в шёлковую простыню новорождённого, как если бы никогда не видела мёртвых прежде. Но Ежи понимал Щенсну без слов. Что-то странное и страшное, чужеродное было в бездыханном младенце. Быть может, их пугало общее предчувствие непоправимой беды, что должна была случиться.

Вырванный из чрева матери раньше срока по решению самой матери. Лишённый положенного природой времени, лишённый пресветлого имени, лишённый естественных родов и естественной смерти, он был обречён на новую жизнь, что обещала вдохнуть в него ведьма.

Ежи обернулся на Здиславу. Зачем ей младенец? С трудом верилось, что от тоски, потеряв остальных Воронов, она решила завести внука. Да и разве не нашлось бы беспризорного ребёнка на улицах сгоревшего города? Нет, Здислава желала получить именно ребёнка, что родился мёртвым. Ребёнка, что воскрес благодаря чародейским водам.

Щенсна погладила Венцеславу по лбу.

– Эй, ведьма, дала бы ты госпоже что-нибудь из своих трав, чтобы она с горя не одурела, – попросила она. – А то очнётся, вспомнит обо всём…

– Сколько я ей уфе дала, больфе и несего, – пробурчала Здислава.

В дверь постучали. Ежи вздрогнул, задержал в испуге дыхание.

– Госпожа Венцеслава, – позвал с той стороны девичий голос. – Это пришёл господин Гжегож.

Ежи заметался по комнате, не зная, где найти укрытие.

– Впускай, – хрипло, точно старая ворона, проговорила Здислава.

– Но…

– Не февелись, тогда и не увидит.

Щенсна подошла к двери, неуверенно оглянулась на Ежи, а он прижался к стене всем телом и замер, едва дыша.

Вновь раздался стук.

– Есть кто? – сердито гаркнул глава Тихой стражи.

– Иду, иду, – ответила Щенсна и вновь встретилась глазами с Ежи.

Он громко набрал воздух в грудь и кивнул.

– Давай уже, – не оборачиваясь, велела Здислава.

Служанка натужно запыхтела, поднимая тяжёлый засов.

– Что так долго? – в комнату Гжегож ворвался сердитый, растрёпанный.

Ежи чуть не вскрикнул при его появлении, а глава Тихой стражи уставился на неподвижную Венцеславу.

– Жива?

– Госпожа жива, ребёночек не спасся, – пролепетала виновато Щенсна.

– Хорошо, – кивнул Гжегож.

Чёрные волосы ёжиком стояли у него на голове, одежда была мятой, правая штанина оказалась не заправлена в сапог. Его, очевидно, подняли с постели, и он торопился в покои князя Белозерского со всех ног.

– Долго она так? – не отводя взгляда от Венцеславы, спросил Гжегож.

– Так вот, уже немало, – потерянно отвечала Щенсна.

– Приведи её в сознание, времени у нас мало.

Ежи выдохнул осторожно, ему показалось, что он дышал громче, чем звенел храмовый колокол.

Служанка сначала подошла к постели госпожи, но в шаге от неё остановилась, взяла ребёнка на руки. Он был совсем крохотный, меньше котёнка, и на её руках казался игрушечным. Щенсна отнесла его в кресло у окна, почти туда, где сидела на полу Здислава. Ежи не шевелился, одними глазами следил за служанкой. Гжегож точно не замечал ни Ежи, ни ведьму, хотя та была совсем рядом, на самом виду.

Щенсна развернула кресло так, чтобы ребёнка нельзя было разглядеть от постели.

– Кто это был? Мальчик? – спросил Гжегож.

– Да разве по такой крохе поймёшь? – всхлипнула Щенсна и взяла со столика нюхательные соли.

Бережно она приподняла голову Венцеславы, поднесла к её носу пузырёк, и девушка поморщилась от резкого запаха. Медленно и неохотно она распахнула глаза, огляделась затуманенным взглядом по сторонам.

– Щенсна, – прошептала она. – Где?

– Всё, милая, всё, – старуха отставила в сторону пузырёк и прижала к себе госпожу, обняла её и стала укачивать, как маленькую. – Тихо, – попросила она. – Глава Тихой стражи к тебе пришёл, ты звала, помнишь?

Венцеслава растерянно оглянулась, в глазах её показались слёзы. Она осунулась за одну ночь, как если бы голодала месяц. Золотые волосы растрепались и опали на плечи, щёки провалились, под глазами залегли глубокие тени. Она попыталась заглянуть в лицо своей служанке.

– Что с ребёнком?

– Он мёртв, драгоценная моя, – выдохнула горько Щенсна. – Не думай об этом. К тебе пришёл Гжегож, твоего отца в темницу заключили, и король требует тебя к себе на суд, – напомнила она. – Думай теперь об этом.

Вырвавшись из дурного больного сна, Венцеслава никак не могла прийти в себя. Она позабыла об осторожности, позабыла обо всем:

– Как мёртв? Старуха же обещала…

– Какая старуха? – спросил Гжегож.

– Так старуха-травница, снадобье продавала для здоровья ребёночка, – нашлась Щенсна. – Только тут разве травы помогут? Родился-то он на совсем раннем сроке, довели мою Лебёдушку, совсем со свету сжить хотят, – последнее она произнесла искренне, полная горечи и печали.

Её слова заставили Венцеславу прийти в себя. Она замолчала, отстранилась от Щенсны, оглянулась по сторонам, но не увидела, кажется, ни Здиславы, ни Ежи.

– Ты пришёл, Гжегож, – произнесла она слабым голосом.

– Так ты звала.

– Я? Да, наверное, – Венцеслава потянула на себя одеяло и попыталась присесть. Щенсна тут же оказалась рядом, поддержала её за плечи. – Я плохо помню, что случилось.