Совиная башня

Не смея больше медлить, Ежи подскочил к старухе и протянул ей ребёнка. Ведьма вытащила тельце из вороха простыней, поднесла на одной ладони к лицу, пальцем разодрала дыру там, где должен был быть рот, и плюнула, засунула внутрь кусочек мяса.

– А-а! – Венцеслава упала на пол, как подкошенная.

Ежи и Щенсна кинулись к ней, подхватили под руки и оттащили на кровать. Девушка забилась, точно пойманная в сети птица, зарыдала в голос, не стесняясь и не сдерживаясь.

Здислава достала точно из воздуха тонкий нож и провела по запястью своей руки, в которой держала ребёнка. Тёмная кровь потекла вниз к локтю и прямо на пол. Ведьма вымазала ребёнка в крови. Тогда в первый раз пошатнулся замок.

Каменная громадина сотряслась с рокочущим грохотом.

Ежи схватился что было силы за кроватный столбик.

Камень загудел, затрещали потолочные балки, и где-то вдалеке заревел громче пожара дикий зверь.

– Что ты делаешь?! – гневно закричала Щенсна ведьме. – Ты нас всех убьёшь.

Здислава даже не взглянула в их сторону.

– Это не я. Исток умирает, – прошептала она, но даже сквозь нарастающий гул Ежи услышал её.

Замок сотрясся с новой силой. Зазвенела посуда, падая на пол. Щенсна и Венцеслава прижались друг к другу, плача одним протяжным воем. Ежи показалось, что сердце его было готово выпрыгнуть из груди.

– Создатель пресветлый, отец наш небесный, – забормотал он в ужасе слова молитвы.

Они умрут, они все умрут. Это ведьма? Это её рук дело?

Со всех сторон доносились истошные вопли. Замок утонул в плаче и стонах.

– Мама, мамочка, Создатель, спаси нас, – сквозь слёзы Венцеслава закричала во всё горло.

Ведьма их всех убьёт.

Ежи упал на пол и на четвереньках пополз к ней.

Вдали, откуда-то из-под земли, рычал чудовищный зверь.

Здислава качалась, седые спутанные волосы на её голове шевелились, точно змеи. Губы двигались быстро, но слова срывались и тонули в рокоте и криках.

– Крофь я мёртвую даю, водой фивой омываю. Шмерть я славную дарю, фиснь семную сабираю. Белое на красное, синее на фёлтое. Нить одну расорвала, другую ис семли свиваю.

Безобразное существо в её руках, покрытое кровью и слюной, скорчилось в беззвучном плаче. Уродливое. Мёртвое.

Ежи замер у самого плеча Здиславы, уставился на младенца, а голос ведьмы зазвенел в его ушах громче гула из-под земли.

– Шмерть я славную дарю, фиснь семную сабираю. Белое на красное, синее на фёлтое.

– Остановись, – губы разлепились с трудом, точно сшитые нитью. – Ты нас убьёшь.

Здислава бросила младенца в воду.

Замок покачнулся в третий раз.

И свечи задуло все разом.

Не разобрать было, откуда шёл крик, где выли в отчаянии и нечеловеческом страхе. Золотом вспыхнул пожар в комнате. Ежи отпрянул назад, упал на спину, прикрывая рукой глаза. Ему показалось, что брови опалил огонь.

Он сжался на полу, прячась от пламени, приготовился сгореть заживо. Верно, судьба настигла его. Верно, он должен был погибнуть ещё тогда в пожаре.

Но дымом не пахло. Огонь не трещал.

Медленно замок затихал.

Медленно, ужасно медленно Ежи стал снова различать голоса Венцеславы и Щенсны. Кто-то ползал по полу позади, гремел разлетевшейся посудой и подсвечниками. Наконец защёлкало огниво, и загорелась свеча. На полу, держа подсвечник в руке, сидела бледная Щенсна. Безумным взглядом она осмотрела комнату, поднялась на ноги и осторожно подошла к Ежи. Только тогда свет одинокой свечи вырвал из темноты Здиславу.

Ведьма сидела на прежнем месте, к груди она прижимала нечто обёрнутое в синий шёлк.

– Что это было? – сипло спросила Щенсна.

– Исток умер, – со странной улыбкой произнесла Здислава, покачивая свёрток. – Прифёл конес всему старому. В Совине так тосно.

– О чём ты?

Ежи и Венцеслава молчали. Весь замок затих, и было в той тишине нечто гробовое, страшное. Голос Здиславы прозвучал немыслимо громко:

– Выгляни из восточного крыла.

Из восточного крыла можно было разглядеть остатки Совиной башни. Откуда старуха знала? Что бы ни случилось на развалинах чародейских владений, откуда старуха это знала, раз утверждала, что невиновна? Ведь всё это время она была здесь, в спальне.

Венцеслава поднялась на ноги.

– Что с моим ребёнком?

С нескрываемой ревностью Здислава прижала свёрток крепче к себе.

– Он больфе не твой.

– Что с ним? – голос Венцеславы зазвенел от слёз.

И точно в ответ из вороха тканей раздался странный булькающий звук. Венцеслава ахнула и прикрыла рот рукой.

– Что… что с ним?

– Он сиф, – глянула старуха исподлобья.

– Дай мне взглянуть на него.

– Нет. Он мой. Отныне, Лебедь, ты сама по себе, а я сама по себе. Ребёнок твой умер сегодня, а мой родился, – ведьма поднялась с трудом, кряхтя и скрипя костями. – Дай мне фубу.

– Что? – возмущённо воскликнула Щенсна. – Да как ты…

– Дитя самёрснет на моросе, – прошипела сердито Здислава. – Дай мне фубу и другую одефду. Платье, сулки, сапоги.