В-четвертых, наглядно предстает роль и положение «спичрайтеров» в КПСС'овской системе руководства страной, когда политика вырабатывалась и объявлялась главным образом через подготовку речей главных начальников, не способных ни мыслить, ни (как правило) грамотно писать. Эти «аппаратчики» вместе с некоторыми интеллигентами «со стороны», сочиняя речи не для себя, пытались вносить элементы здравого смысла в политику. А попутно, поскольку их и внутри и вовне воспринимали как представителей ЦК(!), своим поведением, образованностью, не всегда ортодоксальными мыслями и словами давали понять urbu et orbi, что, раз поблизости от самого «верха» есть такие люди, значит не все еще безнадежно в этой стране, какой-то человеческий ресурс для горбачевского новаторства имеется.
Таков этот 1985 год, в основном «год стиля»,
изменившего атмосферу в стране и отчасти вовне. Теперь он вспоминается, — по крайней мере, теми, кто тогда с энтузиазмом ринулся в горбачевскую политику, — в некотором даже романтическом ореоле.1986 год
В Отделе все со смехом желали друг другу встретить 1987 год «в том же составе». В самом деле, на последнем Секретариате ЦК 30.12. опять человек десять были заменены: зав. Отделами ЦК, секретари обкомов, предисполкомов, директор Политиздата Беляев был утвержден редактором «Советской культуры». Лигачев его напутствовал, как человека на повышение, которому доверяют очень ответственный пост и говорил такие примерно слова: надеемся, что ты сделаешь газету действительно органом ЦК, будешь не мелочами заниматься, а обеспечивать государственную и партийную политику… Иначе говоря… сталинисту и долбоебу доверили культуру — очень важный ее рычаг. Как это понимать?
Шокирует меня и дело Меньшикова. Что он в общем-то сволочь, это ясно. У меня никогда душа к нему не лежала. Без меня его навязали к нам. Мне его пришлось «обламывать», не допустить экстерриториальности и привилегированности по сравнению с другими консультантами, и даже — по отношению ко мне (с помощью Загладина, с которым они нежные друзья). Я воспротивился тому, чтобы он не стал зав. сектором после Мостовеца: Пономарев и уговаривал меня, и нажимал, но только какой-то неблагоприятный слух о Меньшикове, дошедший в тот момент до Б. Н.'а, помог мне не допустить его в эту должность. Ну и т. д. Я не о том. А о том, с каким равнодушием все отнеслись к его изгнанию: вроде так и надо, все, что он сделал за 2–3 года — а он умел делать свое дело, — все перечеркнуть и забыть. Вот цена всей нашей деятельности.
Кадровое освежение продолжается и ускоряется перед съездом. Загладин сообщил мне, что Александров собирается уходить. Уже говорил об этом с Горбачевым и тот не стал удерживать. Вадиму он объяснил, что «раз, мол, он не попадает в команду» (т. е. его не выберут в ЦК), то оставаться ему неуютно… И вдруг Б. Н. со мной об этом заговорил: Вы, говорит, слышали?
— Слышал! — удивился я его реакции. Он опять отошел подальше от телефонов и, весь смущенный и напряженный, стал говорить: Как же так! У него (т. е. Александрова) такой опыт, такие знания, такой он умный и образованный, неужели не нужны все эти его качества? И вы знаете, — продолжал Б. Н., — мне сказали, что это он из-за того, что хочет получить блага и большую пенсию, чего не имел бы, если бы ушел не с поста помощника Генсека. Что он такой бедный что ли? Или меркантильный?
— Знаете, Б. Н., — говорю я, — на 200 рублей нашей обычной пенсии сейчас действительно трудно прожить.
— Да?!
— Да, — говорю.
Весь этот разговор был со стороны Пономарева разговором о себе. Недаром, он еще спросил: сколько ему, Александрову лет? (68). Он очень тревожится за последствия съезда «для него самого». И вызывает у меня жгучее презрение — всю жизнь он был из тех, кто считал, что не «он для революции, а революция для него» (цитата из Ленина, которую недавно напомнил Лигачев в речи в Баку). Не в состоянии оценить роль Горбачева, не может признать ни его государственного таланта, ни его политики, так как для него лично Горбачев — абсолютное зло. Он, Горбачев, не только кончает его более чем полувековую карьеру (при всех режимах), но перечеркивает, отправляет в небытие все его «собрания сочинений» (написанные не им), все его претензии выглядеть «теоретиком нашей ленинской партии». Он даже не позволяет ему сыграть роль Куусинена (при Хрущеве).
В этом контексте любопытная подробность: в Москве сейчас Черве п и и Кьяромонте — члены ПБ итальянской компартии. Отдыхают, но и должны подготовить визит Папы и его встречу с Горбачевым. Горбачев спрашивал у Загладина, как идут дела «с этим»: проекты итоговых заявлений, коммюнике, проблематика, замечания по их программным тезисам (к их съезду в марте). Загладин ответил, что все, мол, готовится. Так вот: я, говорит Горбачев, встречаться с ними не буду, но с ними встретится Лигачев, ему и передай все, что нужно. Загладин спрашивает: Лигачев будет встречаться с ними один? Горбачев: да, один, т. е. без Пономарева…!!!