Совок – 12

И я, не видя её лица, почему-то точно знал, что в эту секунду она злорадно улыбается рисунку обоев. Надо сказать, никакой уверенности, что она сейчас шутит, у меня не было. Наверное, именно поэтому моё беззаботно-игривое настроение немного померкло и мой разум запоздало выразил мне свою глубокую озабоченность. Как бы оно там ни было, но шутить с Клюйко вдруг расхотелось. Поскольку меньше всего мне мечталось стоять завтра перед суровым баскаком из Центрального Комитета. И с видом нашкодившего школьника мычать в своё оправдание какую-нибудь заведомо непроходную шнягу.

Деваться было некуда и я, с чувством глубочайшего раскаяния, еще теснее прижался к сердитой Эльвире Юрьевне. А моя правая рука, преисполненная любовью и нежностью, сама собой легла на грудь потерпевшей от моего казарменного юмора. В свою очередь, тазобедренный отдел моего позвоночника, не отставая в проявлении добрых чувств, полегоньку тоже начал выпрашивать пощады. Но уже со стороны упруго-округлого тыла надзирающего за МВД ведомства.

Примерно через час или чуть больше, бессильно отлипнув от своей ненаглядной, но всё еще не до конца простившей меня барышни, я начал безвольное погружение в дремоту. В заслуженный трудовым потом сон я проваливался без чувства вины. Но зато с чувством глубочайшего удовлетворения. И судя по тому, с какой расслабленно-умиротворённой улыбкой лежала рядом Эльвира Юрьевна, вину перед ней я всё же загладил в полном объёме. И смею надеяться, что по всем пунктам.

Утренний подъём у меня состоялся рано. Отлично отоспавшись, встал я бодрым и почти счастливым. Не проснувшись за ночь ни разу, теперь я чувствовал себя переполненным не только чистой совестью и юношеским оптимизмом. В ушах нестерпимо шумело и плескалось. Поэтому тратить драгоценные секунды на поиск трусов я не счел возможным и, мелко семеня босыми ногами, метнулся в сторону санитарно-гигиенического помещения. Которое в квартире Клюйко было до обидного совмещенным.

Вечернее везение к моей величайшей радости еще не закончилось. И дверь была не заперта, и вожделенный унитаз оказался свободным. А Эльвира стояла в ванной под душем и из-за шторки что-то тихо напевала. На моей памяти это было впервые. Раньше от неё я не слышал даже стихов из школьной программы. Из данного обстоятельства я сделал вывод, что и она сегодня пребывает в не самом худшем настроении.

Моё пришествие её не смутило. Наоборот, петь она стала еще громче. Скорее всего, из присущей ей вредности или, быть может, наперекор моей звонкой струе. Излив свою нужду до последней капли, я почувствовал, что теперь я счастлив вдвойне. И, отодвинув шторку, полез к своей подруге, чтобы поделиться с ней своим восторгом. Который в присутствии голой и мокрой Эльвиры Юрьевны своей приподнятости уже не скрывал.

Быстро подавив неискреннее, как мне хотелось бы думать, неудовольствие прокурорской служащей, я с лейтенантским энтузиазмом пожелал ей доброго утра. Самодовольно радуясь в процессе пожеланий тому, что проявил вчера мудрость и остался в этом доме с ночевкой.

— Имей совесть, Сергей! — через какое-то время опираясь на моё плечо и осторожно выбираясь из ванны, выразила своё неодобрение Клюйко, — Срок уже не маленький и из-за твоей разнузданной похоти у меня могут случиться осложнения! — она искоса бросила на меня испытующий взгляд. Который натолкнул на мысль, что обычного бабского кокетства в её претензии присутствует гораздо больше, нежели реальных опасений за плод нашей любви и за собственное здоровье.

— Пустое, душа моя! Я же осторожно! — заботливо обтирая мокрую прокуроршу полотенцем, заверил я её, — Тебе это только на пользу, ты мне поверь! Уж я-то знаю…

Рассказывать про свою укоренившуюся в прежней жизни традицию отправлять жену в роддом только после того, как полюбил её «на посошок», я не стал. Особенно не стал распространяться, что все дети после соблюдения ритуала рожались недолго и без патологий. Не поймёт, да и не поверит. Мало того, еще и в какой-нибудь душевной хвори заподозрит. Или того хуже, поверит и озлобится, как вчера вечером после моей безобидной шутки.

В результате утреннего общения с самой красивой женщиной современности, я едва не опоздал на службу. О том, чтобы заскочить домой и сменить рубашку, носки и трусы, я и думать не стал.

На оперативку к Данилину я пошел, не заходя в свой кабинет. И успел как раз к тому времени, когда коллеги уже начали втягиваться в приёмную. Учтиво поздоровавшись с эталоном античной скульптуры, я подмигнул Антонине. За что тут же получил болезненный тычок в бок от Зуевой.

Очередь до меня дошла быстро. Начальник СО, к моему удивлению был сегодня ко мне доброжелателен, как никогда. Чем изрядно разочаровал большую часть коллектива. Которая уже настроилась на бесплатное развлечение и с нетерпением ждала не хлеба, но зрелищ.

— Ты вчера здесь обещнулся три дела с моего баланса убрать? — всё же решил не баловать меня начальник излишней добросердечностью, — Где эти дела и где постановления?