— Гуляй, Корнеев! — отмахнулся он, — Но недолго, десять минут тебе на экскурсию! Потом отрабатывай девочку. И, чтоб от начала до конца Воронова присутствовала! Сам понимаешь!
Я понимал. С несовершеннолетними в таких случаях можно общаться только в присутствии родителей, лиц, их заменяющих, педагогов или, на худой конец, хотя бы инспектора ИДН.
Я, на всякий случай, вопросительно глянул на эксперта и тот согласно кивнул. Значит хату он уже отработал.
По квартире я гулял недолго. Задержался только у трупов и у вывороченного подоконника, неподалеку от которого они лежали. Следы пыток были у обоих. Мужчина и женщина были связаны, а рты надежно залеплены широким пластырем. Убивали их одинаково. Обоих ножом в печень. По всему выходило, что сначала их расспросили и только потом, забрав искомое, убили. Опираясь на опыт той оперской и следачьей своей жизни, я, присев на корточки, последовательно и очень внимательно осмотрел раны на телах обоих потерпевших. Убивали их одним ножом. И убивал их один человек. Я с абсолютной уверенностью готов был поспорить, что эти двое, далеко не первые трупы в активе убившего их упыря.
Потом, исполняя указание руководителя следственно-оперативной группы, я направился в квартиру напротив.
Девочка действительно была в относительно нормальном состоянии. Быть может причиной этому была ватка на локтевом сгибе ее левой руки. Впрочем, ее горе все-равно было очень заметным. Даже с учетом того, что было видно, что ее как следует умыли. Она сидела за кухонным столом и перед ней стояла чашка с чаем. И рядом лежала открытая коробка с шоколадными конфетами. У сидящей рядом с ней инспектора ИДН Гали Вороновой тоже была чашка, только уже пустая.
— Привет! — в меру улыбнулся я девчонке, памятуя о том, что ей сейчас не до радостных улыбок. — Тебя как зовут? — взглядом согнав со стула Воронову, присел я за стол.
— Наташа, — вздохнув по-взрослому, ответила мне девчушка, — Вы найдете тех, кто маму с папой убили? — почти спокойно, лишь на секунду запнувшись перед словом «убили», произнесла теперь уже сирота Наташа.
Ни в этой, ни в прошлой жизни я такого не встречал. Эта несчастная малышка на моей памяти была не первая из детей, чьих родителей убивали или калечили в их присутствии. Да хоть и не в присутствии. Но реакция при таких вот разговорах всегда была другой. Хотя я видел, что утрату родителей ребенок не просто осознает, но переживает, как взрослый человек. И фотографии на стенах в квартире потерпевших, на которых Наташа была вместе с родителями, не оставляли сомнений в том, что все они относились друг к другу с любовью и родственной нежностью. Много там было таких фотографий.
— Обязательно найду! — серьёзно ответил я не столько ей, сколько себе, — Ты мне только помоги пожалуйста найти их! — посмотрел я на девочку уже совсем, как на взрослого человека. — Поможешь?
— Помогу! — также серьёзно она ответила мне и опять, как старушка, вздохнула.
— Ну вот и хорошо! Сейчас мы с тобой поедем фотографии смотреть. На них разные плохие люди и среди них могут быть те, кого ты видела на кухне, — объяснил я ребенку наши дальнейшие действия.
— Галь, вы идите в машину, а я с опером хочу пообщаться. Ты не волнуйся, я недолго! — добавил я, заметив тень на лице Вороновой, — Кто сегодня дежурит?
— Гриненко, — ответила Галя, — Идем вместе, он все-равно по соседнему подъезду поквартирный обход делает.
— Куда ты ее потом? — вполголоса поинтересовался у Вороновой, когда пожилая соседка повела девочку в туалет.
— Куда-куда, а то ты сам не знаешь! — вскинулась инспекторша, — в детприемник пока, а там родственников искать будем. Валентина Григорьевна, соседка, говорит, что тетка по матери где-то неподалеку в области живет.
Детприёмник. У неё обоих родителей только-что убили, а её в детприемник.