— Это не всё, любимая! К концу рабочего дня мне опять надо будет отлучиться! — озвучил я самую главную просьбу, — Снова на «ликёрку» поеду. Со свидетелем работать буду!
Не моргнув глазом выложил я руководству чистую правду. Но не уточняя, что венцом того визита, скорее всего, будет отвратительный акт прелюбодеяния. С отчаянно рыжей и, о много в чём осведомлённой, гражданкой Юдиной.
От автора: Помните автора написавшего цикл про спасение Чернобыльской АЭС? Вчера он стартовал с новым циклом про браконьера: https://author.today/work/287885
Глава 24
Креозотный завод находился в самой далёкой зажопине Советского района. На берегу и на беду живописной речки, через несколько километров впадающей в Волгу. И на самом краю города. Это последнее обстоятельство было великим счастьем для жителей нашего славного областного центра. Я готов был с уверенностью предположить, что горожане этого своего счастья толком даже не осознавали и до сих пор так и не осознают. При том, что для их прозрения всего-то и надо было свозить несведущих счастливцев к совсем недалёкому капищу креозотно-трудовых свершений. Совграждане за считанные секунды осознали бы своё ранее недооценённое благополучие. И сделали бы это, зажав носы, еще задолго до своего прибытия к проходной предприятия.
Еще будучи участковым инспектором в Советском райотделе, я несколько раз вынужденно побывал на этом, богом проклятом, креозотном поприще. В основном, причинами тех побывок были кражи личного и государственного имущества. И еще, как мне помнится, было нанесение тяжких телесных повреждений в состоянии алкогольного опьянения. Одним люмпен-пролетарием, другому. Себе подобному и не менее достойному. Такого рода эксцессы с участием гегемонов на данном предприятии редкостью не были. Наверное, потому, что кроме трёх или четырёх десятков инженерно-технических работников, включая директора и бухгалтерию, все остальные труженики были сидельцами. Бывшими либо настоящими. Большая часть трудового коллектива креозотного концлагеря числилась в спецкомендатурах Советского, Кировского и Октябрьского районов. Остальные местные строители коммунизма после освобождения из мест лишения свободы были трудоустроены сюда соответствующими комиссиями райисполкомов. Официально считалось, что делалось это для перевоспитания трудом заблудших душ. Но я подозреваю, что истинной целью являлось сокращение поголовья не единожды сиженного отребья. Еще со времён ВЧК-НКВД социально близкого к родной советской власти.
Про немецко-фашистские лагеря смерти я немало знал из множества прочитанных в детстве книг и увиденных фильмов. Однако все эти жуткие, но виртуальные познания померкли, как только я впервые попал на территорию креозотного Бухенвальда. Но стало намного тоскливее, когда я зашел в какой-то из цехов с ваннами креозота. Концентрация трэшевой нагрузки на моё сознание зашкалила.
Пройдя проходную и стараясь дышать через раз, мы двинулись к административно-бытовому комплексу. Задерживать злодея на территории промплощадки я не рискнул. Имея реальное представление о специфике здешнего контингента, я просто поостерёгся. Мне не хотелось вводить во искушение как самого Уткина, так и прочих оступившихся граждан, находящихся рядом с ним. Другими словами, я имел все резоны опасаться, что запросто могу сгинуть на веки вечные в каком-нибудь отдалённом отстойнике производственных отходов. Вместе с сопровождавшим меня опером и табельным оружием, которое я не поленился получить в оружейке райотдела. Заходить в клетку со стаей гиен без особой на то нужды, было бы глупо.
Пистолет я прихватил на всякий случай, помня, каким ужасным монстром описывал своего обидчика потерпевший историк и ночной кулинар Толкунов.
Не теряя времени, мы поднялись на второй этаж в кабинет директора. Встретивший нас с Гриненко пожилой мужик, оказался нашим бывшим коллегой по МВД. Шутов Александр Павлович, шесть лет назад выйдя в отставку с должности начальника отдела областного Управления ИТУ, теперь трудился на этом славном предприятии первым руководителем. Но директорствовал он, почему-то не обращая никакого внимания на жуткую экологию вверенного ему производства. Инстинкт самосохранения у него отсутствовал напрочь. Как я ни старался, но так и не смог понять мотивов этого человека. Сам я даже по приговору суда работать здесь не стал бы. Ни на какой должности. Искренне полагая, что здоровье и жизнь не в пример дороже любого директорского кабинета. Даже более респектабельного, чем этот.
— Я распоряжусь, чтобы этого вашего Уткина из цеха в кадры вызвали, — выслушав меня, предложил разумную идею бывший подполковник. — Там вы его и примете. Я ведь тоже свою службу не в исправительно трудовом учреждении начинал! В ИТУ я опером из райотдела пришел. Может быть, пока чаю, мужики? Всё равно, раньше, чем минут через двадцать-тридцать он подойти не успеет.