Совок-7

Директор явно ностальгировал по своей оперской молодости и ему хотелось пообщаться с бывшими коллегами. Пренебрегать предложением и отказываться от чая мы не стали. Придышавшись к местной атмосфере, мы уже вели себя гораздо непринуждённее. Пока секретарша варила кипяток и метала на стол, мы со Стасом, не тратя впустую времени, сходили к кадровику и провели рекогносцировку на местности. Помещение отдела кадров мне понравилось. Было оно небольшим и на обоих окнах я с удовлетворением заметил решетки. Впрочем, решетки были на всех окнах здания, включая и директорские. По всему выходило, что руководящий персонал к своим трудящимся никакого доверия здесь не испытывает. Договорившись с начальником отдела кадров, чтобы он отослал куда-нибудь обеих кадровичек, пошли сибаритствовать в директорский кабинет.

За приятной беседой мы успели выпить по чашке добротно заваренного чая с печенюшками, когда на директорском столе коротко звякнул и сразу умолк телефон. Всё, как и было условлено с кадровиком.

Зайдя вместе с Гриненко в помещение отдела кадров, я увидел перед собой коротко стриженный загривок мужика в измазанной брезентовой робе. Великаном, вопреки описаниям исторического философа, он не выглядел. Но и изможденным додиком, со спины он тоже не смотрелся. Резко прервав разговор с кадровиком, брезентовый мужик обернулся. И я определённо увидел, что он сразу понял, кто мы такие есть. Понял и оскалил свои неровные прочифиренные до желтизны зубы.

— Никак по мою душу заявились, архангелы? — не скрываясь, заозирался по сторонам незаконопослушный шпалопропитчик, — Что ж вы, граждане начальники, жить-то спокойно людям не даёте⁈

Надобность представляться и лезть за удостоверением отпала сама собой.

Осмотревшись и не увидев ходов отступления, любитель поздних ужинов и секса в присутствии супруга приобщаемой партнёрши, сник. Он принялся изображать смирение. Этому, наверное, еще в какой-то степени поспособствовал пистолет в моей руке.

— Гражданин Уткин? — негромко проявил я любопытство, — Николай Васильевич?

— Ну Николай Васильевич! — снова показал потраченные неправедной жизнью зубы брезентовый посетитель отдела кадров, — Чего ты, начальник, шпалер-то свой достал? Зря это! Ты даже не надейся, я не побегу и сопротивляться тебе не буду! Чистый я, начальник! Если что когда-то и было, то я своё уже отбыл и недавно по звонку освободился! С чистой совестью! — ухмыльнулся по-прежнему всё еще нервный Уткин.

Ушлый босяк, отчаянно симулируя искренность, пытался убаюкать меня ровными и понятными словесами. Но его выдавали глаза, в которых, как опарыши мельтешили лиходейские мысли. Самое время было частично пригасить его паническую нервозность. Хотя бы для того, чтобы через минуту или через две не бегать за ним, обезумевшим, по коридорам и лестницам этого заводоуправления. Не хотелось мне бегать. И людей здешних смешить этим бегом тоже совсем не хотелось.

— Чистый, говоришь? — я тоже отпустил свои нервы и сыграл навстречу на повышенных тонах, — А кто вчера возле «Севера» таксиста на гоп-стоп взял? Или скажешь, что это не ты⁈ Своё фуфло ты в суде толкать будешь, может, там тебе народные заседатели и поверят. А мне твоих сказок не надо! Хер ты спрыгнешь с этой делюги, босота! Опознал тебя водила, Уткин! Показали ему фотокарточки с преступными мордами, он тебя и признал сразу! Уверенно признал! — я насмешливо и демонстративно рассматривал лишенца, — Что ж ты так недолго на свободе-то прогулял, Уткин? Теперь тебе на всю катушку срок отмерят, ты даже не сомневайся!

Я вдохновенно гнал пургу и с удовлетворением отмечал, как быстро разглаживается напряженная физиономия дурно пахнущего утырка. И, как его глаза перестают исподволь высматривать пути своей срочной эвакуации.

— Ты ошибаешься, начальник! Бля буду, ошибаешься! — громко и почти добродушно заверил меня Уткин, — И таксист твой ошибается! Зря время только на меня тратишь! Я вчера весь день на людях был. Подтвердят они. Когда, говоришь, по времени твоего водилу нахлобучили?

Пора уже было паковать клиента и я кивнул на него Стасу. Тот достал наручники и шагнул к задержанному. Тот весело и без напряга протянул оперу свои грабки.

— Имей в виду, начальник, транспорт сюда только заводской ходит, так что, когда мой очняк с терпилой провалится, тебе придется мне такси оплачивать! И еще жалобу я на тебя писать буду, начальник! Обязательно буду писать. В прокуратуру! За незаконное задержание.

Я равнодушно кивал головой на азартную болтовню мерзавца в грязной брезентухе и удостоверившись, что браслеты надёжно защелкнулись на обеих его кистях, убрал пистолет в «босоножку» на поясном ремне.

— Переодеть бы его! — оглянулся на меня Гриненко, — Он же, как черт грязный, хрен ты потом свои чехлы от этого дёгтя отстираешь!

Станислав был абсолютно прав, похотливого и прожорливого шпалоукладчика Уткина, и правда, следовало бы переодеть. Иначе он и впрямь своей грязной робой безвозвратно угандошит мне весь салон.