Совок-9

Ну да всё это лирика. И лирика эта случится еще нескоро. А пока вернёмся к нашим баранам. Тем более, что дружище Стас уже дотачивает последнюю булку, запивая её из второй бутылки, на которую, по природной своей наивности я изначально сам имел виды.

— Так, что там с розыском того у#бка, который на ГАЗоне меня таранил? — Гриненко повторил по-прежнему шибко волнующий его вопрос, — То, что гаишникам это дело похер, это мне понятно, но опера-то по низам сработать могут! Ты же, вроде, со следаком разговаривал?

Вот тут я засомневался и заколебался. Доводить до Стаса обжигающе опасную информацию мне никак не хотелось. Особенно про свинячью говномогилу Саши Лунёва. Не хотелось аж, до кровавого поноса. Слишком уж это был тяжелый компромат против меня. Даже не тяжелый, а буквально убийственный. Не дай бог, утечет и тогда пойдёт раскрутка по всем правилам загонной охоты. А как раскрутят, так лоб зелёнкой и намажут. Тем более, что и везти меня никуда не надо. Одна из семи расстрельных тюрем в Союзе, как раз находится в нашем городе. Нет, что-то совсем не хочется мне идти в расстрельный тупичок нашего СИЗО.

Но и держать друга в полном неведении по данному случаю тоже не дело. Сам начнёт копать и вовсе не факт, что до чего-то не докопается. Особливо еще, если учесть, что пострадал он, приняв на себя тот удар, который предназначался для меня.

— Слушай сюда! — пересел я на койку друга и склонился к его уху, — Скажу тебе один раз и потом, больше никогда меня не спрашивай! Договорились?

— Договорились! — помолчав, ответил опер Гриненко, у которого не было ни одного шанса на иной ответ. Опер же!

— У#бка того я нашел! — я поймал взгляд Стаса и уже не отпускал его, — Нашел и за всё с ним рассчитался! Сполна рассчитался! Да, еще скажу тебе честно, он шел по мою душу и ты огрёб всё это болезненное неудобство за меня.

Я обвёл пальцем повязки и бинты друга.

— Короче, чем смогу, возмещу! — последняя фраза вырвалась у меня без всякой дурной мысли.

И хоть без дурной, однако получилась эта фраза неудачной. Сие я понял по реакции друга. Лицо его затвердело, а глаза сузились. Как-то не очень добро сузились.

— Ты чего набычился? — поспешил я сгладить нехорошую ситуацию еще до того, как Стас откроет рот, — Принудительное переливание своей крови я тебе организовать уже не смогу, уж ты меня извини! А что-то полезное для тебя сделать мне обязательно надо! И не только надо, но еще и очень хочется! — лицо Гриненко оставалось каменным, но глазницы перестали быть амбразурами и я продолжил, — Ты же должен понимать, дружище, это не столько тебе нужно, сколько мне! Сам бы ты как на моём месте поступил? — бесстыдно применил я запрещенный приём против закомплексованной психики друга.

— Ладно, ты выздоравливай, а мне еще работать и работать! — осторожно похлопал я по здоровому плечу друга. — В ближайшие дни навещу. Пожрать что хочешь? — перевёл я разговор на гастрономическую тему.

— Да хоть чего! — пожал всё тем же здоровым плечом Гриненко, — Лишь бы побольше! Жена через день сюда мотается. А у неё дети, работа, да еще другой конец города! — болезненно поморщился друг, то ли от растревоженной травмы, то ли от мыслей тягостных.

— Понял! — у меня в душе шевельнулась жалость, пришедшая из прошлой взрослой жизни, — Ладно, привезу я тебе завтра жрачки! В обед или после обеда. Как со временем будет окошко, так и приеду. И насчет мебели я тебе постараюсь помочь в новые стены. Не во все, но кухня или спальня будет! — проавансировался я, чтобы поднять настроение искалеченного друга.

Выруливая из ворот больнички, я уже думал, чем буду мотивировать свою нахальную просьбу Шевцовой. Аргументы для оправдания вопиющей бестактности, в голову не шли. Даже, когда я поднимался на этаж следствия на вечернюю оперативку, решения в голове еще не было. И без просьб для друзей, я уже изрядно задрочил тётку своими капризами и хотелками. Которые все, как на подбор, оказывались непростыми и, более того, импортными. С этими нерадостными мыслями я и толкнул дверь в приёмную Данилина.

— К Дергачеву иди! — сходу перенаправил меня Алексей Константинович, не обращая внимания на любопытные взгляды в мою сторону коллег и на их зудящий ропот, — Если честно, Корнеев, то за#б ты меня уже своей исключительностью! Всё, лейтенант, пошел вон отсюда! — вдруг сорвался майор, видимо, заметив тихий, но такой нетипичный для этих стен ажиотаж подчинённых.

Поскольку далеко в кабинет я еще не углубился, то развернувшись на каблуках, тут же вышел за дверь. Подмигнув в приёмной Валентине Викторовне и, конечно же, Антонине, которые наверняка всё слышали, пошел туда, куда был только что послан суровым руководителем.

— Здравствуйте! — приветливо улыбнулся я дергачевской секретарше, — Данилин меня прислал, говорит, что Василий Петрович меня срочно требует. Что-то случилось? — попытался я высмотреть на лице благоволившей мне женщины признаки своего служебного несчастья.