Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

Ещё были игры: чижик-пыжик, попа загоняла, казаки-разбойники, прятки, пятнашки (догонялки), рюхи (городки), фантики – биты. Игры были в основном очень подвижные – я был неважный игрок в эти игры. В школе нам говорили, что на деньги играть очень плохо. На каком-то этапе мы дали друг другу слово не играть на деньги; мы соблюдали это слово, и я соблюдаю его до сих пор. Играли битами мы только на конфетные фантики (обертки конфет). Фантики мы искали и собирали у буфета на вокзале. Самих конфет в красивых фантиках мы не пробовали (может, и пробовали, но не «ели»). Особенно ценился среди нас большой фантик «Чернослив» с рисунком этой сливы. Такой фантик у меня был (конфеты не представляю).

Езду на велосипеде мы все вместе, соблюдая очередность, осваивали на машине дяди Вячика. Машина была большая, – с рамы мы до педалей не доставали и ехали, не сидя на раме, а стоя на педалях под рамой, одновременно ими работая.

Во дворе взрослые соорудили громадные качели, прибив к большим тополям якорную цепь на высоте метра четыре, или пять, а то и шесть. Положив на цепь дощечку, стоя на ней по одному или по двое катались так, что задевали за воздушную телефонную линию через дорогу от качелей.



Когда я во время институтской практики в Ленинграде посетил Лахту, я показал новой детворе, как мы катались на качелях, а когда я своим детям в 77 году показывал двор, где прошло мое детство, то увидели, что родители новых детей качелей их лишили, чтобы, не дай бог, кто-либо не ушибся.

Дома играли в шашки, домино, карты, в шахматы. Шахматы себе сделали из распиленных надвое катушек, вставив в дырочки фигуры, вырезанные из картона. Правила, мы знали в основном. Ничего не слышали мы о том, что есть рокировка, но зато усовершенствовали правила игры: офицер (слон), которого мы называли «козёл», по нашим правилам мог прыгать через свои фигуры, стоящие на его пути.

Игрушки, для игры дома в непогоду, были в основном самодельные. Ещё в дошкольном возрасте я получил от дяди Вячика в подарок большой деревянный грузовик и играл с ним до самой войны. Когда подрос, я его переделал в самосвал – с боку крутишь согнутую из проволоки ручку, на ручку наматывается нитка, и кузов поднимется. О существовании таких машин узнал из журнала «Техника молодёжи» – самих самосвалов до войны не видел, Затем я переделал самосвал в самобеглую платформу с резиновым приводом.

Самодельные игрушки были как удачные, так и демонстрирующие моё полное невежество. Модернизацию грузовика и нашу парусную флотилию я отношу к удачным. Удачной была «Римская катапульта», которая бросала камушки в наши карточные крепости. Катапульта была с ладошку. Чашкой, в которую клался камушек-снаряд, служила металлическая пробка от бутылки из-под лимонада.

А вот о принципе реактивного движения я тогда не задумывался. В то время продавались маленькие моторные лодочки. Эти лодочки имели небольшой плоский сосудик с двумя трубочками, торчащими из кормы. Под плоский сосудик ставился малюсенький огарочек свечки, вода в сосудике вскипала и из трубки выбрасывала, находящуюся в ней воду. Соотношение трубок было таким, что в сосуд попадала вода, которая конденсировала пар, создавалось разрежение, и в сосуд засасывалась ещё вода, которая опять вскипала. Про то, что из трубок выбрасывалась вода, я не сообразил. Я сделал лодочку, на лодочку поставил склянку с соляной кислотой (у дедушки была для пайки), в кислоту бросил обрезки цинкового ведра, склянку закрыл пробкой с выведенной за корму трубочкой. В склянке началась реакция, газ из склянки тихонько выходил по трубочке за корму, и его пузырьки всплывали. Отбрасываемой массы не было и не было движения лодочки.

Пытался сделать керамическую посуду для игры, но, сколько не обжигал вылепленные из глины сосуды – ничего не получилось. Температура была мала.

А однажды совершил двойную глупость. От доски шириной сантиметров 20 и толщиной сантиметров 10, мне попался обрезок размером вдоль волокон сантиметров 7—8. Из этого обрезка я решил сделать санки, для чего собирался вырубить поперек волокон середину, чтобы образовать вдоль длинной стороны полозья. Первая глупость заключалась в том, что полозья поперек волокон сразу бы сломались – ещё при изготовлении, а вторая глупость заключалась в том, что, держа левой рукой чурку, я правой рукой рубанул по чурке секирой для рубки мяса. Один или два удара пришлись по чурке, а второй или третий пришелся по суставу большого пальца – шрам вот он и сейчас виден. Этому пальцу досталось не мало – рядом со шрамом вдоль пальца красуется шрам поперёк пальца, это я по нему прошелся пилой, но что при этом «мастерил» не помню (еще и в студенческие годы я придавил этот палец так, что слетел ноготь).

В «больницу» – амбулаторию мы бегали запросто, в основном с порезами. Часто резали босые ноги о стекляшки. Хирург рану обработает, перевяжет, пожурит и, если надо, велит ходить на перевязку. Конечно все это без каких-либо карточек, без взрослых, сами бегали, взрослые (очередь человек пять) нас пропускали без очереди.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное