«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг.

Строгая вертикаль, предполагающая ступенчатую подотчетность, отвергала работу спонтанную, по вдохновению, на интерес. Многих исполнительность устраивала, они предпочитали работу, организованную по правилам.

Мне было очень легко работать в лаборатории, когда начальником группы был Витя Кривопалов. Любая моя фантазия по изменению программы испытания Виктором понималась и тут же реализовывалась. Потом Витя ушел в техбюро, а начальником стал молодой специалист Арсен. Умный, работящий, доброжелательный парень. Он не хуже Виктора понимал полезность предлагаемых мною изменений в программе, которые возникали в ходе испытания, но на каждое изменение он просил написать маленькую уточняющую программку, и получалось, что при том же объеме испытаний он выполнял больше программ. Мне проводить исследования стало трудней, зато группа слесарей – испытателей постоянно стала числиться передовой, и ребята постоянно стали получать премии.

В общем, все стало по правилам, и уходить с работы в основном стали вовремя, т.е. после звонка, но не все. Кузнецов каждый день работал до 11-ти, и в любой момент ему мог потребоваться для информации или обсуждения любой начальник. После звонка в конце рабочего дня во многих отделах, если не в большинстве, начальники собирались вокруг шахматной доски, и разгорался жаркий бой: все начальники были на своих местах, и все они трудились, как мы шутили, «не прикладая рук». Нам такая работа была ни к чему, и мы по звонку расходились по домам А однажды в каком-то отделе я был свидетелем, как начальник отдела, оторвавшись от шахматной доски, оглядел зал: «Э… Работы невпроворот, а все смотались», т.е. он за шахматной доской, а мы должны быть за чертежной.

Но в целом, в нашем ОКБ творческий настрой сохранился. Строгая вертикаль не смогла его задавить, закваска «на интерес» осталась. В отличие от известных мне конструкторских бюро, у нас конструктор узла следил за изготовлением деталей, вместе с технологами стремился к технологичности производства и обеспечению точности исполнения. Конструктор сам следил за испытаниями и активно участвовал в доводке двигателя. Обстановка в отделах и бригадах была дружеская. Я не знаю случаев подсидки или оговоров. Дружеская атмосфера допускала некоторые вольности. С утра на рабочем месте обсуждались наши и мировые проблемы, но если того требовало дело, вечером и после звонка работали.

.Говорили о том, что в ЦИАМе и в московских ОКБ Микулина и Люлька с утра газеты читают и вечером не задерживаются. В то же время, когда я был в командировке у Микулина, мне говорили о строгостях у него. Вообще-то меня удивляло то, что москвичи по дороге на работу покупают газеты. Транспорт забит битком, газету даже не развернешь, значит, на работе собирается читать?

Быт

При большом количестве размазанных по трудовому коллективу инженеров, их стали широко использовать на «общественных» работах в качестве неквалифицированных подсобных рабочих на стройках, на благоустройстве городка, на сельхозработах в колхозах и совхозах.

Недавно Валерия Николаевна Леонтьева (в девичестве Сементовская) выпускница физмата Ростовского Госуниверситета рассказала, как они с Ритой (моей будущей женой) выпускницей физмата Саратовского Госуниверситета работали на ремонте старого двухэтажного дома.

Рабочий, к которому они были приставлены, кричит:

– Девки, раствор.

Девчата заполняют носилки раствором и несут на второй этаж. Лера вспоминает, что Рита удачно копировала интонацию – «Девкиии».

Кроме малых десантов «шефской помощи», на некоторые сельхозработы выезжали всем составом ОКБ. Я к этому относился очень одобрительно, как к акциям, пробуждающим некоторую коллективизацию мышления, сплочению людей вокруг общей цели на трудовом созидательном фундаменте, а не на разрушительном патриотизме клыкастого хищника.

Со временем, по мере «старения» коллектива, появился один весьма специфический вид «общественной» работы – это похороны сослуживца. Из здоровых мужчин формировалась команда копателей могилы – 8 человек, а из женщин команда, обслуживающая копателей могилы и в дальнейшем организующая поминки. Все делалось силами отдела, где работал умерший, но иногда, если в отделе было мало здоровых мужчин, начальник ОКБ давал помощь из других отделов. За два десятилетия, пока был молодым, я раза три копал могилы – не помню, помню только два; одно из них запомнил особенно. Дело было зимой. Кладбищенский сторож показал нам приготовленное для могилы, т.е. уже расчищенное от снега, место, и мы начали копать. Для похорон зимой, когда верхний слой земли проморожен, в заводской кузнице отковали стальные клинья, которые в мерзлую землю вгонялись кувалдой. Кирка мерзлую, как бы вязкую, землю не брала. Мы клинья получили и начали работу. Прошли, весело махая кувалдой, первый слой на глубину полштыка лопаты, прошли второй слой, а земля все мерзлая и мерзлая. По очереди меняясь, бьем кувалдой и всё выбрасываем отбитые куски твердой мерзлой земли, и это было уже не весело.