«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг.

Я сел на завалинку. На крыльце сидел мальчонка со своим другом, отправленный родителями на лето к бабушке с дедушкой.

– Как жизнь?

– Во!

Начал подходить народ. Это оказалась деревня пенсионеров. Они стоят на границе владений колхоза и совхоза, ближе к совхозу. Молодежь ушла, старики не хотят переселяться и воюют с колхозом и совхозом из-за сена, огородов, работы.

«Сейчас налогов не берут. Совсем бы хорошо, но, наверное, будет хуже и т. д. и т.п.».

Пенсию они получают от совхоза, и инспектор говорит, что если будут работать, то пенсии лишатся. А колхоз, чтобы «выгнать» на работу, применяет довольно крутые меры, вплоть до распашки уже засаженных огородов. Люди, как я поглядел, крепкие, поработать не прочь, но как совместить установку по пенсионному обеспечению и требование колхоза выходить на работу.

Ведь кто-то очень умный создал такую ситуацию.

Между прочим, как-то при нас Кузнецов с кем-то говорил по телефону и выражал при этом свое негодование, а потом говорит нам, что и среди начальства бывают «дураки»: «Не будь при вас сказано» (!!!). Да что Кузнецов – начальник отдела как-то высказался в этом же духе. Господи! Они считают, что мы этого не видим!

Видим, еще, как видим.

Запись из другого дневника, как иллюстрация к сюжету: сентябрь 1961 год.

На совхозном парт собрании по уборке кукурузы, на которое мы были приглашены, как участники этой страды, оглашено постановление о том, что к 20 сентября надо привести к норме весь личный скот:

– 1 корова и один чуть ли не месячный теленок, – у всех телята почти годовалые (зимний отел);

– 3 овцы, – у всех весь весенний окот;

– 2 гуся, – у всех по целому стаду и т. д.

Какая тут к черту кукуруза, шум поднялся страшный – по инструкции перепись скотины положено делать в декабре, или около этого, а сейчас куда девать мясо?

Отдать распоряжение, которое нельзя выполнить, может только дурак, потому что это позорит власть. Откуда взялся этот дурак, демонстрирующий усердие, я не знаю – то ли из совхоза, то ли из райкома, то ли из Обкома. Полно дураков, а Кузнецов говорит: «Не будь при вас сказано». На том собрании решили переписать скотину, но до морозов не резать.

Вернусь к описанию своей народовольческой миссии.

Видел я и колхоз, похожий на те, что в кино нам показывали. Колхоз «Дружба». Все посетители правления говорят на татарском, председатель, похожий на татарина, говорит на русском с украинским акцентом, вернее, по-казацки. Правление похоже на штаб. Звонки, распоряжения, между звонками председатель продиктовал задание на завтра. Впечатление очень хорошее, и посетители все веселые. Председатель часто дает указание проверить, чтобы не обманывали. Некоторые распоряжения, по совету присутствующих, отменил, но, подумав, отдал опять. Видно, что думает, и думает о результате.

Меня взял с собой на поле. С механизаторами прямо в поле пообедали пшенным супом с мясом и он, чтобы не отрывать людей от работы, велел им задавать мне вопросы. Вопросы были больше к нему. Он, что-либо разъясняя, иногда ссылался на пленум, и обращался в мою сторону, как бы за подтверждением. Всё-то он знал. Хозяин, одним словом.

Были вопросы и с юмором – видно было, что ребята в обед отдыхали и телом и душой. Один из них, со смехом изображая серьезность, спросил, что будет с постаментами, на которых раньше стоял Сталин: «Хрущева что ли поставят?»

До ХХ съезда, по всей стране, перед каждым клубом, перед каждым райкомом, горкомом, исполкомом, на железнодорожных станциях, везде, где только можно вообразить, стояли две скульптуры: Ленин и Сталин или в полный рост, или только бюсты, но обязательно одинаковые.

Число их измерялось десятками тысяч. После ХХ съезда со всех постаментов Сталина сняли, и страна превратилась в посмешище: перед каждым клубом и т.д., т.е. везде, где только можно себе представить, стоят два постамента – на одном Ленин, а на другом ничего нет. На нашей здравнице висел громадный в два этажа, в полный рост портрет вождя всех народов. Подошел трактор, зацепил тросом и содрал его со стены. Народу нравятся свержения руководителей.

Как лектор обкома, я должен был разъяснить механизаторам положения ХХ съезда по преодолению «культа личности». Я не считал механизаторов глупее себя и ответил тоже в полушутливом ключе: «Посмотрим». Причина для юмора у меня была. При Сталине в списках рекомендованной к прочтению политической литературы, наряду с Лениным, Плехановым и другими революционерами, большое место занимали работы Сталина.

При Хрущеве в списках рекомендованной литературы Сталин не упоминался, как будто он ничего путного не написал, а наряду с Лениным рекомендовались только доклады Хрущева, как будто он что-либо написал. Заглядывая в будущее, заодно уж скажу, что при Брежневе ни Сталин, ни Хрущев не упоминались. Рекомендовались к прочтению только Ленин и Брежнев, который, как делятся впечатлениями те, кому довелось с ним общаться, был остроумен в беседе, и, в отличие от Хрущева, был совершенно беспомощен на трибуне.