Совок

Затем мы с Нагаевым принялись составлять протоколы на южных гостей за нецензурную брань в общежитии. Свидетельские объяснения женщин к протоколам, для экономии времени и для надежности, я заставил писать собственноручно. К тому времени, как еще совсем недавно грозные кауказцы, запищали, как первоклассницы в кресле стоматолога, все административные материалы были уже готовы. Торжествующие женщины по моему кивку удалились за дверь. Параллельно отметил, как Толик и Миша продуктивно разоряют полки и тумбочки, добывая заказанную мной макулатуру.

Развязав прокурорского племянника, я поставил его на ноги и произведя ему загиб руки за спину, дождался страдальческих завываний. Потом, развернув рылом амбициозного хачика в противоположную от зрительниц сторону, вывел его в коридор. Там и начал играть предпоследний акт антикоррупционного марлезонского действа.

— Так ты, Вазген, говоришь, что твой дядя-прокурор с тобой в доле и нас всех накажет? — озабоченным тоном задал я вопрос гражданину Дегояну.

— Накажет! Клянусь мамой, сильно накажет! Вас всех посадит, а этих старых параституток с работы выгонит! — прокурорский племяш расценил мою провокацию, как тревожную обеспокоенность за изменчивую ментовскую судьбу и, как трусливое колебание. — Дядя Гагик большой человек в прокуратуре и очень любит меня! Отпусти, козел, мне больно!

Не отпуская прокурорского любимца, я обернулся через плечо и оглядел Боровикову со стоявшими рядом с ней женщинами. Судя по их лицам, искрометный пассаж Вазгена касательно старых проституток, их глубоко тронул. Громогласно определив этих благочестивых дам в категорию профурсеток, гражданин Дегоян конечно же их расстроил. Но троекратно он их рассердил, назвав профурсетками старыми. Теперь уже я в достаточной степени был уверен, что наше доверительное общение с моим араратским другом в их памяти задержится надолго. На пару недель, так это уж точно. А больше нам и не надо.

— Все, девушки, здесь вы больше не нужны, идите к себе, минут через пятнадцать я к вам приду! — доброжелательно обратился я к дамам.

Морально сломленных и, едва перебирающих затекшими ногами чебуреков, мы загрузили в «буханку». Еще минут двадцать ушло на изложение должностными женщинами в собственноручном формате услышанных ими громких заявлений Вазгенчика о доле прокурорского дяди в крамольных делах нерусской банды. И о том, что этот прокурорский дядя за задержание любимого племянника всех посадит и уволит. Особенно «старых параституток» из числа административно-воспитательного персонала комплексного общежития. Программа «минимум» была выполнена. Теперь надо везти задержанных в опорный и уже там завершать начатое.

Глава 28

Выгрузив в опорном пункте буйных сынов кауказа, мы разделили их поровну. Почти поровну. На земляка братьев Кулиевых Гусейна у меня были свои далеко идущие планы и я его определил в араратскую сборную. Их всех четверых отвели в угол кабинета и через холодную трубу отопления сковали двумя парами наручников. Еще совсем недавно борзые хачикяны, теперь тихим овечьим гуртом стояли в углу и даже не попискивали. Вазген, крепко ответивший своими почками за «козла» еще по пути сюда, сидел на корточках и тихо подвывал, переживая, очевидно, за нелегкую судьбу своего гонимого по миру араратского народа. А, может, и похер ему было на свой народ, и скулил он исключительно исходя из личных болезненных ощущений…

Братья Кулиевы, включая уже дважды сиженного и оттого более мудрого Назима, тоже в амбицию уже не впадали и вели себя крайне благообразно. Начать я решил именно с Назима. Чтобы знал, говно, кому кланяться. Загнув по моей просьбе на полу в традиционные «ласточки» Гамида и Ильхама, Толик и Миша растянули поперек вовиного стола голожопого Назима. Тот, когда только стали заголять его задницу, ожидаемо забеспокоился, почувствовав неладное. Гордый сын кауказа задергался и заверещал, очевидно предположив самое постыдное злоключение для своей задницы. Но двух тычков Миши вполне хватило, чтобы он обмяк и не мешал дальше творить с ним циничное беззаконие. Его братья, извернувшись на полу и позабыв про собственные непереносимые страдания, с ужасом взирали на происходящее.

Я подошел к сидящему на корточках Вазгену и, протянув руку, потребовал у него брючный ремень. Прекратив скулить, любимый племянник прокурора, кряхтя поднялся и опасливо озираясь, вытянул из штанов свой ремешок.

— Прости, начальник! Бес попутал! Прости! Мамой клянусь, случайно так сказал! Мы ведь с тобой христиане, ты прости меня, начальник! Христиане ведь должны прощать друг друга! — суетливо и не очень убедительно хлопотал примерный араратский христианин. Все еще не понимая, зачем мне понадобился его ремень.