Совок

Вопреки расхожему утверждению о вопиющей черножопости кауказского народонаселения, упитанное седалище Назима особой смуглостью не отличалось. Абрек, видимо, уже смирился с любым, пусть и самым печальным или постыдным исходом для своей жопы. Никаких протестующих звуков гражданин Кулиев уже не издавал. Хотя было хорошо видно, что находится он в полном рассудке и в трезвой памяти.

Что сейчас испытывал Назим при обработке его филейных частей, присутствующим оставалось лишь только предполагать. Судя по его поросячьим визгам, получаемые джигитом эмоции, безусловно, были яркими, но положительными они ему все равно не казались. Я тоже особого удовольствия от порки азера не получал, но работа, есть работа и делать ее следовало на совесть. Ремешок у Вазгена был хороший, явно привезенный из далекой аровской родины и с какими-то металлическими насечками под серебро по всей длине. Живее всего Назим реагировал на соприкосновение своей задницы именно с этими железяками. Очень быстро его молочно-белая жопа стала сначала ярко-красной, как у гамадрила из зоопарка, а уже через два десятка ударов, окончательно перекрасилась в черно-синюю. При особенно удачных попаданиях, на назимовской заднице оставались отпечатки бляшек с вазгеновского ремешка.

С интересом на происходящее смотрела только правоохранительная часть присутствующих. А вот криминальные личности испытывали легко заметный ужас, справедливо полагая, что назимовская жопа олицетворяет собой символическую первую ласточку и для их задниц. Кстати, если о птичках, то братья Назима уже и без ремня завывали от собственных оргазмических ощущений. Они уже давно и слишком явно тяготились своими акробатическими этюдами «аля ласточка». Да и их старший брат тоже уже достиг пика острых ощущений. Задач подвергнуть пыткам семейство Кулиевых я перед собой не ставил. Поскольку производимая процедура несла лишь оперативно-воспитательную нагрузку, то пора уже было производить на вовином столе процесс брато-замещения.

По моей команде Толик и Миша отпустили с лобно-воспитательного стола, затравленно озирающегося по сторонам и плачущего самыми натуральными слезами Назима. А я, прямо на его глазах и со словами самой искренней благодарности вернул ремешок оробевшему Вазгену. Тот в растерянности стал торопливо вставлять его себе в штаны. Видимо, с туго затянутым ремнем на портках он чувствовал себя в большей безопасности.

Следующим был Ильхам. И снова в процесс воспитания был включен ремень его араратского друга и коллеги по криминальному ремеслу. Но уже не Вазгена, а Самвела. Лейтенант Нагаев трудился на совесть. Наверное он вспомнил все неприятности за год, которые ему достались из-за семейства Кулиевых. Ради справедливости следует отметить, что Ильхам визжал гораздо громче своего старшего брата. Он не просто визжал, он между взвизгами успевал еще что-то причитать на своем непонятном тюркском наречии.

Через час все достопочтимое семейство Кулиевых было нещадно выпорото. Даже смотреть было больно, как они натягивали на свои распухшие задницы цвета сизых голубей, трусы и штаны. Поскольку все личные документы семерых джигитов из общаги мы забрали, то я сел за свой стол разбирать толстую пачку их аусвайсов. Джигитам я решил оставить только военные билеты. Военник всем хорош, он содержит фотографию и вполне годится для любых процессуальных действий репрессивного характера по отношению к его владельцу. И в тоже время он существенно уступает паспорту, содержащему данные о наличии прописки и возможности купить билет на самолет. Права были только у четверых, их я тоже сразу отложил в сторону вместе с паспортами.

Все семеро джигитов, и, которые поротые, и те, кого это счастье обошло стороной, теперь вели себя более, чем прилично. Все они без исключения, в графе «объяснение нарушителя» своих протоколов о мелком хулиганстве и о злостном неповиновении законным требованиям работника милиции, не только признали свою вину, но и раскаялись в содеянном. Письменно и собственноручно. Я уже начал сомневаться, а такие ли уж мерзавцы эти братья Кулиевы и их аровские друзья.

Однако время было позднее и на лирические отступления его не оставалось. Утрамбовав моджахедов в «буханку», мы повезли их в РОВД. На задницах, хоть и на полу, сидели все хачики и Гусейн. А вот братья Кулиевы всю дорогу в тесном УАЗе провели в позе крайнего изумления, то есть, раком. Я затруднялся даже предположить, по прошествии какого времени их седалища вернут себе весь свой прежний функционал.

— Серег, а чего мы только братьев выпороли? — начал меня пытать Нагаев, когда мы, сдав помдежу в РОВД задержанных, уже ехали по домам.

— Ведь один хер, прокурорский дядя Ягутян завтра нас рвать начнет! Какая разница, за троих нам отвечать или за семерых? — как ни странно, но удрученным Вова при таких мыслях не выглядел.