Современная африканская новелла

Когда наш караван, вместо того чтобы погрузить на остановке всякие овощи и фрукты, что-нибудь выгружал, на берегу обычно оставалось нечто громоздкое и чужеродное. Продукт тяжелой индустрии, какой-нибудь станок или бульдозер, выглядели здесь, где не было никакой промышленности, так же нелепо и странно, как марсианский космический корабль посреди нашего провинциального города. Пристань чаще всего состояла из узкого причала с сараем под оцинкованной крышей, двух-трех домиков, не совсем таких, как туземные хижины, но и не похожих на жилища белых людей, ряда пустых железных бочек из-под масла и подъемного крана, возвышающегося над водой, как чудовищная трехногая цапля; кран, грохоча цепями, приходил в движение, и вот в воздухе повисало нечто никогда здесь не виденное и опускалось на землю, где никто и думать не мог, что подобное существует, — какое-то нагромождение стальных углов и плоскостей, выкрашенных сверкающей серой краской, с бесчисленными циферблатами, на которых дрожали красные стрелки. Легковые автомашины и джипы переправлялись на берег тем же способом, по воздуху, но они казались более подвижными, более привычными и приемлемыми в этой среде; едва они становились колесами на землю, как за рулем уже оказывался какой-нибудь миссионер или торговец; машины с ревом взбирались наверх и сразу исчезали.

Однажды стоянка была достаточно долгой, чтобы мы смогли сойти на берег и осмотреть городок, да, настоящий городок с провинциальными беленькими конторами посреди садов, с клумбами ноготков на свежерасчищенной красной земле, с больницей из стекла и стали в сверхсовременном стиле, со старой пальмовой аллеей на набережной, ведущей к собору из выгоревшего красного кирпича. Но когда нанятое нами такси проехало всего с милю по единственной уходящей в глубь страны дороге, мы сразу очутились среди леса, и лес скрыл от нас городок, словно он уже стал одним из тех затерянных древних поселений, какие иногда находят под толстым саваном из мхов, перегноя и прущей отовсюду зелени.

В другой раз на стоянке мы тоже успели сойти на землю, но не стали отходить далеко от пристани. Смотреть здесь было не на что: был воскресный день, несколько португальских торговцев со своими толстыми женами в пестрых платьях сидели на веранде и пили лимонад; напротив, в лавке под оцинкованной крышей, продавали швейные машины и сигареты. Развалины белого форта, все в пятнах серого мха и трещинах, с выпирающими из них, как мускулы Самсона, древесными корнями, напоминали о тех временах, когда арабы-работорговцы воздвигли здесь эту крепость. От туземной деревни, которую они разграбили и сожгли, чтобы построить на ее месте форт — поскольку место оказалось подходящим, — не осталось ничего, разве что смутная память предков, заставляющая людей по-прежнему селиться и жить там, где жили до них исчезнувшие поколения врагов или друзей.

На этой короткой остановке кто-то поднялся на борт точно так же, как в стране слоновой кости к нам поднялись торговцы слоновой костью.

В тот же вечер за обедом мы нашли у себя на столах квадратные листки бумаги с напечатанным на машинке объявлением: «В восемь часов вечера в баре представление. Плата за вход: с джентльменов — 80 франков, с дам — 70». Это вызвало в кают-компании веселое оживление. На мгновение я подумала, что нам покажут какую-нибудь туземную чепуху. Но мой муж сказал:

— Держу пари, это хор. Хор девочек из миссионерской школы будет петь псалмы. Наверное, они тренировались там, на другом судне.

— Что это за представление? — спросила я нашего стюарда Жоржа.

— Вам понравится, — ответил он.

— Но что это такое, спектакль?

— Будет очень хорошо, — сказал он. — Вот посмотрите. Этот человек делает вещи, каких вы никогда не видели. Очень умный человек.

Когда мы покончили с десертом, Жорж вернулся, мгновенно убрал со стола и, смахивая салфеткой крошки, спросил:

— Вы придете в бар?

Он хотел быть уверен. Это была вежливая, но настойчивая просьба, почти приказ. И нам почему-то захотелось, чтобы это представление прошло с успехом; такое же смутное волнение испытываешь на школьных концертах или на любительских спектаклях. Да, разумеется, мы придем! Обычно мы пили кофе на палубе, но на сей раз, захватив свои чашки, отправились прямо в салон, где одну сторону занимала стойка бара и где вентиляторы под низким потолком из деревянных панелей тщетно пытались разогнать дневную жару; вместо этого они лишь нагнетали вниз, на кожаные кресла, волны духоты пополам с обрывками музыки, звучавшей из зарешеченных динамиков у нас над головами. Мы пришли чуть ли не первыми, а потому сочли своим правом занять один из лучших столиков прямо напротив очищенного для представления пространства. Старший администратор и его дочь, каждый вечер игравшие в баре в трик-трак, поднялись и вышли. Постепенно собралось человек тринадцать-пятнадцать, в том числе и парочка «медовомесячников»; они несколько раз заглядывали в салон, неуверенно улыбались, но под конец все же решились войти.