Современная африканская новелла

И тут все мы разразились хохотом, уже совершенно искренним, а не из желания поощрить чародея. В качестве гипнотизера он обладал превосходным чувством меры и времени, чего ему так не хватало при показе фокусов; пока смех еще не затих, он что-то коротко приказал ассистенту, тот подошел к стойке, схватил пустой стеклянный кувшин и «выпил» его до дна большими жадными глотками, словно после многодневного перехода через пустыню. Затем фокусник разбудил ассистента одним движением руки перед его лицом. Негр уставился на нас, ничего не понимая, однако даже тот факт, что он почему-то оказался в центре всеобщего внимания, не возбудил его любопытства: он снова уселся на свое место и широко зевнул.

— Пусть покажет, что он может сделать с кем-нибудь другим, а не с его помощником, — добродушно предложил один из бельгийцев, подзывая бармена. — Да, да, с кем-нибудь еще. Поди-ка сюда! Скажи ему, пусть попробует это с тем, кого он не знает.

— Вы так хотите, да? Жорж?

Жорж улыбался, кивая на фокусника, — каков, мол?

— Ну, хотя бы с Жоржем. Посмотрим, что у них выйдет!

— Нет, нет, пусть это будет кто-нибудь из нас!

Лоснящийся бочкообразный специалист по какаовым плантациям внес свое предложение полупрезрительным-полусварливым тоном, каким говорят люди, давно имеющие дело с африканцами, и удовлетворенно откинулся в своем кресле.

— Вот это мысль, не правда ли?

— Да, пусть попробует с кем-нибудь из нас, посмотрим, что у него выйдет!

— Вот именно, пусть попробует!

Все дружно поддержали предложение, и даже «медовомесячники» присоединились к общему хору.

— Но как быть с языком? — спросил кто-то. — Как он может что-либо внушить нам, если мы не понимаем его языка?

Но это возражение было отметено, и Жорж принялся объяснять фокуснику, чего мы хотим.

Фокусник не стал возражать: он быстро отошел на несколько шагов к самой стойке и решительно повернулся к нам лицом. Я заметила, как ноздри его тонко очерченного носа резко расширились и сузились, словно он два-три раза глубоко, полной грудью вздохнул.

Насколько я понимаю, мы ожидали, что он вызовет кого-нибудь из нас, кого-нибудь из мужчин, разумеется; специалист по какао и кое-кто еще явно были готовы услышать что-то вроде знакомого приглашения: «А сейчас, леди и джентльмены, попрошу желающих выйти на сцену!» Но, как ни странно, никакого приглашения не последовало. Мы сидели, уставившись на молодого неловкого негра, который медленно переводил взгляд с одного лица на другое, и никто не понял, как и когда началось это. Мы замерли, не спуская с него глаз. Он весь сжался, как зверек, загнанный охотничьей стаей. И пока мы сидели так и смотрели, ожидая, кого он выберет, позади нас послышалось какое-то движение.

Я невольно взглянула направо и увидела молодую женщину, ту самую «медовомесячницу», мою девицу с ее удивительным лицом, — тихонько, удивленно ойкнув, она встала и… словно что-то припомнив, спокойно, уверенно, никого не задев и ни за что не зацепившись, подошла к фокуснику.

Она остановилась прямо перед ним и замерла; округлые плечи ее были опущены, шея слегка вытянута вперед, а голова поднята, так что лица их оказались почти на одном уровне. Он не шевельнулся, не вздрогнул, только глаза его медленно мигнули.

Она протянула вперед свои длинные руки — они стояли как раз на расстоянии вытянутых рук — и положила ладони ему на плечи. Ее коротко стриженная голова упала на грудь, склоняясь перед ним.

Это была поистине удивительная поза.

Никто из нас не мог разглядеть ее лица, мы видели только позу. Один бог знает, откуда она возникла: фокусник никак не мог этого внушить, потому что ничего подобного нет в репертуаре ни у одного гипнотизера, а уж она и подавно не могла хранить в памяти нечто столь чуждое ее примитивному и чувственному естеству молодой самки. Не думаю, чтобы я когда-нибудь видела подобную позу, но я знала, они знали, и все мы знали, что она означает. В этом не было ничего общего с тем, что возникает между мужчиной и женщиной. Она никогда не сделала бы подобного движения навстречу своему мужу или любому другому мужчине. Она никогда не стояла так перед своим отцом, как и никто из нас. Не знаю, как это объяснить. Так мог подойти к Христу один из его учеников. В ее позе была умиротворенность безграничной веры. Сердце мое сжалось, и на какое-то мгновение меня охватил настоящий ужас. И это понятно. Ибо то, что мы видели, было прекрасно, а я прожила в Африке всю свою жизнь, и я-то их знала, знала нас, белых людей. При виде прекрасного мы становимся опасными.

Молодой муж сидел, откинувшись на спинку кресла, и его реакция была для меня совершенно неожиданной: смяв щеку кулаком, он смотрел на свою жену в полном недоумении, как отец смотрит на вдруг отличившегося чем-нибудь замечательным ребенка, за которым раньше не замечалось ни честолюбия, ни особых талантов. Однако специалист по какао, имевший богатый опыт в обращении с чернокожими, среагировал мгновенно: он вскочил на ноги и громко, властно приказал, только что не прикрикнул: