Современная американская повесть

Американские власти, по-видимому, не сделали никаких попыток ее вернуть; газеты эту историю забыли и лишь изредка упоминали о ней в скандальной хронике; только раз она снова вернулась на первые полосы — под рождество, когда Салли Томато умер в тюрьме от сердечного приступа. Прошли месяцы, целая зима, а от Холли ни слова. Владелец дома продал оставшееся от нее имущество: кровать, обитую белым атласом, гобелен и бесценные готические кресла. В квартиру въехал жилец по имени Куэйнтенс Смит, который принимал не менее шумных гостей, чем в свое время Холли; но теперь мадам Спанелла не возражала, она питала к молодому человеку слабость и каждый раз, когда у него появлялся синяк под глазом, приносила ему филе миньон. А весной пришла открытка, нацарапанная карандашом, и вместо подписи на ней стоял помадный поцелуй:

«В Бразилии было отвратительно, зато Буэнос-Айрес — блеск. Не Тиффани, но почти. Увивается божественный señor. Любовь? Кажется, да. Пока ищу, где бы поселиться (у сеньора — жена, 7 детей), и пришлю тебе адрес, как только узнаю его сама. Mille tendresses».

Но адрес, если он и появился, так и не был прислан, и это меня огорчало — мне о многом хотелось ей написать: я продал два рассказа, прочел, что Троулеры затеяли развод, выехал из старого дома — меня одолели воспоминания. Но главное, мне хотелось рассказать ей о коте. Я выполнил свое обещание: я его нашел. Для этого мне пришлось педелями бродить после работы по улицам испанского Гарлема. Не раз передо мной вдруг мелькал тигровый мех, а потом оказывалось, что это ложная тревога. Но однажды зимой, в холодное солнечное воскресенье, я на него наткнулся. Он сидел среди чистых кружевных занавесок, между цветочных горшков, в окне уютной комнаты, и я спросил себя, какое ему дали имя, — я был уверен, что имя у него теперь есть, что он нашел наконец свое место. И будь то африканская хижина или что-нибудь другое, — надеюсь, что и Холли нашла свое.

____________________

TRUMAN CAPOTE. Breakfast at Tiffany’s

Перевод В. Голышева

Джон Херси «Мое прошение о дополнительной площади»

Я не прожил и двух лет на солончаках, как явился окаянный янки и расположился в какой-то сотне миль от меня!

Дэниел Бун, около 1801 г.

(Приводится в «Еженедельнике» Найла от 17 мая 1823 г.)

Достаточно увидеть дымок за десять миль, и тянет еще дальше уйти от человека, дальше углубиться в природу. Может, чувствуешь, что, каков ни будь человек, он не вселенная? что слава, красота, доброта не одному ему отданы? что присутствие человека распугивает как птиц, так и многие крылатые мысли?

Герман Мелвилл, «Шарлатан», 1857

Мы сбиты в кучу, стиснуты, но человек должен сознавать, что выход есть, что духовные силы и способности выведут его.

Сол Беллоу, «Планета мистера Саммлера», 1970

1

Есть надежда, что в это утро я доберусь до жалобных окон.

Плотно сбитая по четверкам колонна занимает всю Церковную улицу, на углу переламывается на Вязовую и так же непреложно перельется в Апельсиновую. Я стою в этой очереди с глубокой темноты, еще пяти не было. Сейчас до здания Бюро мне остаются сотни две ярдов. Меньше чем через час надо отправляться на работу. Уже шестой день я встаю к жалобным окнам.

Первые дни меня еще охватывала паника в очереди, но сейчас все в порядке.

Как обычно в этот час, улицы в центре забиты автобусами, грузовым транспортом и людьми, идущими на работу. Ни единого свободного клочка бетона и асфальта. Транспорт ползет с ограниченной скоростью. Справа от очереди, по ближнему тротуару, тянется навстречу нам бесконечный поток пешеходов в сторону Вязовой улицы, а впритык к нему другой поток движется к Часовне. Пятнадцать — двадцать минут требуется, чтобы одолеть один-единственный квартал. Привычная утренняя душегубка: грудь упирается в лопатку, бедро трется о бедро, на ноги давят.