Современная американская повесть

Хотелось плакать, но неизвестно отчего. Хотелось слышать голос Эрины, но только чтобы не нужно было на нее смотреть. Ей казалось, она сама и больная и скверная, ей завыть хотелось от злой тоски, ее давило, мутило, крутило. Она глотала, все время глотала, хотя нечего было глотать, горло ссохлось, склеилось, болело. Сегодня ночью ей приснилось, что в руке у нее ковш Большой Медведицы, она черпает им, черпает и пьет ночь с холодными, ледяными звездами. Об этом можно было рассказать Эрине, Эрина не стала бы над ней смеяться. Звезды огненные, а не ледяные, звезды — это солнца, презрительно напомнила она себе. Старик Колдуэл. Привязана к столбу, пламя вьется по ее ногам, подбирается к животу, все хохочут — мисс Уродка. Да, все это было с ней. Мэйзи села на землю и поглядела на свои обожженные ступни. Хорошо бы пойти туда, где растет катальпа, и посидеть в ее тени, или спуститься к реке, куда ушел Уилл и где сама она никогда не бывала; наверное, река такая же холодная, как ночь, которую она пила во сне из божьего ковша.

На углу остановилась машина, и сидевшая в ней дама, видно, очень чувствительная, приложила к носу платок. Мэйзи вытащила из сточной канавы обглоданный початок кукурузы и что есть сил запустила в машину.

В тени, у самой стенки дома, играли Джимми, Джеф и Бен. Джеф держал в руках диковинный струнный инструмент, который изготовили для него братья — ящик от сигар, к нему торчком приделана деревянная дощечка, к верхнему краю ее прикреплены штук двенадцать проволочек и натянуты как струны. Джеф бренчал на этом инструменте и пел диким голосом. Джимми тоже пел и покачивал разрезанную пополам круглую коробочку от овсяных хлопьев; в ней лежала обернутая тряпками палочка, заменяющая куклу. Беи сидел закутанный в одеяло, невзирая на жару, смотрел внимательно, не улыбаясь, и покачивался в такт.

— Рыбья Морда, — вдруг неожиданно для себя сказала Мэйзи с интонациями Джинеллы, — ты чего разинул рот, Рыбья Морда?.. Это моя колыбелька. — Она ринулась к ним, как коршун. — Это моя колыбелька, моя, я сама ее сделала!

— Мы в ней качаем ребеночка, — стал упрашивать Джимми. — Мы качаем здесь ребеночка, бай-бай.

— …играем… в домик, — пояснил Бен, шумно вдыхая перед каждым словом.

— А разрешение ты спросил? Вон куда твой ребеночек полетит, — она с размаху зашвырнула куклу на обрыв, как можно дальше от дома.

— Ты… ему… больно… сделала, — с упреком сказал Бен, и его глаза, большие от страдания, налились слезами.

Но она была уже на кухне, она и плакала, и злилась, и сердито захлопнула дверь прямо перед носом у Джимми, который бросился вслед за ней с ревом.

— Что еще случилось? — спросила Анна. Ее голова мелькала в клубах пара над кипящими на плите кастрюлями. — А, это ты. Ну, что ты натворила?

— Она отняла его, она его закинула, — завывал за дверью Джимми, все громче и громче.

— Тише, тише там. Не знаешь что ли, Бесс наконец-то уснула и сейчас ни в коем случае нельзя шуметь. — Анна открыла дверь, впустила Джимми. — Что она у тебя отняла?

— Свою же колыбельку, — строптиво огрызнулась Мэйзи. — Я ее сделала сама.

— Она ребеночка отняла тоже. Отняла и закинула далеко-далеко.

— На… обрыв, — сказал Бен задыхаясь. Он тоже плакал. — Ты нехорошая, сестренка.

— Ты таскался на обрыв за куклой, Бен? — Анна уронила ложку в кастрюлю. — Ты же знаешь, тебе совсем нельзя двигаться, я тебя выпустила просто посидеть. — И к Мэйзи: — Несчастный ребенок! Посмотри, что ты наделала. Ему запрещено двигаться.

— Я не знала, что он пойдет искать свою куклу, — ответила Мэйзи. — А колыбелька моя, разве не так, моя и все, ведь я сама ее сделала.

— Вымой руки… умой заодно и лицо, вреда не будет, и надень передник, — сердито говорит Анна, выкручивая мокрую тряпку, потом прикладывает ее Бену к голове, сажает его себе на колени и обмахивает. — Ты же знаешь, мы делаем консервы, у меня секундочки свободной нет, тут с Джимми глаз нельзя спускать, за Беном нужно присматривать, за малышкой. Да еще сготовить что-нибудь перекусить.

— Почему это как помогать, так всегда я? Отчего Уилл уходит, когда хочет, и играет?

— Уилли мальчик.

— А почему я мальчиком не родилась?

— Ты и так достаточно играешь, — сердито отвечает Анна. «Бес в нее, что ли, вселился?»

— Теперь сиди и не двигайся. — Анна усадила Бена на кушетку; настругала парафин в кастрюлю, чтобы растопился; снова вернулась к плите и принялась размешивать булькающую массу желе. Если эта жара не кончится, я попросту растаю, подумала она, упаду и растаю вся без остатка. Никто и не разберет, где парафин, где я… Бенджи надо бы сводить в клинику, да уж больно он слабый.

А Мэйзи уже дергает ее за юбку, лицо бледное, в руках — пустой пузырек.

— Кто это вылил? — визжит она. — Кто вылил мои духи? Я сама их сделала. Они мои, мои!

— Ш-ш. Я вылила. Почем мне было знать, что это у тебя духи и их не нужно трогать? Торчала в буфете вонючая, грязная дрянь, я ее и выбросила, ей там совсем не место.