Современная австралийская новелла

В тот вечер я был в Сиднее и сидел в вонючем ресторанчике в самом конце Джордж-стрит, там, где эта улица выходит на набережную. В военные времена это была самая грязная часть улицы — как сейчас, понятия не имею, не бываю в таких местах. В те годы большинство моряков, когда получали увольнительную, шатались там всю ночь. Мы высаживались на набережной и, пока доходили до Королевского дома моряков возле Виньярда, так набирались, что дальше ноги не несли. В ту ночь я набрался заблаговременно и хотел протрезвиться, вот и сидел в этом тошнотворном заведении, пил бурду, которую официантка называла кофе, и выковыривал останки бифштекса с яйцом из комьев застывшего жира, разбросанных по стеклянной тарелке.

Свой хронометр я еще не спустил, так что мог посмотреть, который час. Стрелки показывали двенадцать, скорее всего ночи, так как из-под шторы видно было, что снаружи темно и идет дождь со снегом. Помните, мы тогда называли всю эту канитель со светомаскировкой «растемнением»? Была у нас такая любимая шуточка, потому что, чем дальше на север, тем меньше боялись света в городах. Я что хочу сказать: где-нибудь в Кэрнсе или в Таунсвилле никто особенно не беспокоится о затемнении, зато в Аделаиде, на другом конце континента, в самой удаленной точке от японцев, регулярно проводились учебные воздушные тревоги — один парень нам рассказывал. Ну и хохотали мы. В Сиднее от этого «растемнения» проку было, конечно, немного, разве что город казался еще тоскливее.

В забегаловке, где «сидел, народу собралось негусто. У двери расположились три крикливых американца, позади меня — два молоденьких красавчика. Красавчики с вожделением поглядывали в мою сторону, а я плевать на них хотел. Может, они все равно получали удовольствие от того, что пялились на меня, черт их знает, я никогда не связывался с красавчиками, я хочу сказать: никогда не вступал с ними ни в какие отношения, если они не пытались вступить в отношения со мной. Это я сострил. Улавливаете? Официантка, старая боевая кляча лет под сорок, видно, давно махнула на все рукой. Судя по походке, у нее здорово болели ноги. Я погрузился в размышления, как провести остаток ночи и не напиться, но тут вошли эти двое мальчишек и заняли соседний столик. Оба были в морской форме, на бескозырках ленточки с буквами КВМФА,[11] и с первого взгляда было видно, что они только что окончили военную школу и под пули еще не попадали. Хотя бы потому, что оба в такой час были как стеклышко, не говоря про их вид — растерянные, точно два младенца в клетке с тигром. Я помахал официантке и заказал еще чашку кофе.

Янки чувствовали себя не очень уверенно, они отпускали одну шутку за другой, но почти все снаряды били по одной цели: недалеко от них сидел солдат из союзных сил вторжения, спьяну он пытался поддеть на вилку пару вареных яиц, а яйца бегали по тарелке как живые. Иногда солдату удавалось подцепить их, но он все равно не мог донести добычу до своей жевалки. Яйца каждый раз шлепались на тарелку, густо перемазанную желтком. Солдат, казалось, не слышал американцев, я думаю, больше всего потому, что всей шкурой чувствовал их присутствие. И вдруг появилась эта баржа, эта блондинка — поплыла посередине комнаты, будто луна по небу, будто она царица Савская. Грудь у нее выпирала, как кливер при попутном ветре, бедра плясали, точно бочки на траверзе. Волосы были собраны в пучок на самой макушке, как тогда носили, а на платье болтались дешевые пластмассовые брошки из тех, что моряки делали на ночных вахтах и посылали домой своим девушкам. Она проплыла посреди комнаты, высматривая добычу, и плюхнулась напротив меня, видно решив, что остальной сброд еще хуже. Я понял, что одной заботой стало меньше: можно не ломать голову, как провести остаток ночи.

— Привет, Джек, — сказала блондинка. — Поздно ты сегодня гуляешь.

Я молча посмотрел на нее.

— Есть хочется. Как насчет ужина? — спросила она.

— Полный порядок, выбирай что повкуснее, — сказал я. — Для разнообразия можешь тут же расплатиться.

— Целый день ничего не ела. — Она перегнулась через стол и улыбалась во весь рот.

Меня обдало тошнотворным запахом джина и табака.

— Не повезло.

Я посмотрел на солдата, он бросил вилку и ел яйца руками. У него тоже одной заботой стало меньше. Янки угомонились и о чем-то тихонько переговаривались, поглядывая в нашу сторону. Меня это вполне устраивало. Я решил, что их-то и не хватает за моим столиком. Если уж надо марать руки об этакую красавицу, пусть этим занимаются янки.

— Ты не угостишь меня, Джек? Я была бы так благодарна.

— Попытай счастья у американцев, — сказал я. — Они уже достаточно выпили. Или вон у тех младенцев. С педиками, скорее всего, ничего не выйдет, они кормят только своих. Может, вон у того доблестного воина разживешься. Хотя платят им столько, что и себе на жратву еле хватает.

Она посмотрела на солдата. Тот вытирал заляпанную желтком тарелку хлебной коркой и атаковал этим орудием собственный рот. Выглядел он не очень привлекательно.

— Ну и сволочь ты, — сказала блондинка, — я честно хотела тебя отблагодарить, а ты…