Современная финская новелла

— Да не болтайте зря, подумаешь — разок-другой постояли поговорили! — крикнула в ответ Кайя.

Айла окатилась и вышла в кухню. Ленну, сидя у краешка стола, жевала колбасу. Айла вдруг почувствовала сильнейший голод.

— А открыт еще киоск?

— Уже закрыт. Если хочешь, возьми вот колбасы, — сказала Ленну.

Айла в нерешительности подняла глаза. Брать или нет? Наверное, можно взять, второй уж раз предлагает. Она отрезала кусочек, а поднявшись наверх, увидела, что Хелена уже в постели и крепко спит.

— Вот так да, она уже уснула.

— Не диво, — сказала Ленну.

Легла и Айла и тут же забылась тяжелым, без сновидений, сном. Но вот затарахтели два будильника, пора вставать. Айла попробовала подняться и не смогла. Постель удерживала, засасывала как трясина, надо было ухватиться за что-то реальное, вырваться из забытья, стать на твердую почву. Но вновь и вновь какая-то страшная, непонятная, сторукая сила бросала ее обратно в болотные хляби и тянула все глубже и глубже…

— Айла! Айла!

Айла села на кровати, стараясь сбросить оцепенение. Все тело ныло. Девушки уже были внизу. Кто же ее звал? А, это Ленну.

— А ну вставай, живо, иначе разговоров не оберешься, — скомандовала Ленну.

Айла растормошила Хелену. Кое-как удалось поднять ее на ноги, но выглядела она не ахти какой бодрой.

— Хелена! Уже без десяти семь! Не успеем попить кофе.

На дворе светило солнце. Фрау Захн сидела на своем стуле под вишней, поворачиваясь всем телом то в одну, то в другую сторону. Было уже довольно жарко; о, если б можно было уйти куда-нибудь далеко-далеко, за синие холмы, или оказаться дома, в Финляндии, лежать бы в поле или на берегу озера…

Айлу поставили к конвейеру. Жара, духота, в груди щемило и покалывало, и кофта облепила тело будто мокрый купальник. Фрейлейн Хейсенбюттель шныряла по проходу, успевая сразу в десять мест, и на всех посверкивала острыми глазками. Щеки у нее горели, ногти блестели клюквенно-красным лаком, а из-под мышек лезли щедрые пучки черных волос, от которых она неизвестно почему не хотела избавиться.

У начала конвейера стояла Лотта. Она ставила на движущийся ремень коробки, в которые красивыми рядами были уложены консервные банки. От Лотты коробки двигались к Кайе, которая закрывала и заклеивала их с быстротой молнии; за нею Айла нашлепывала этикетку и марку фирмы. Этикетки разъясняли всю гороховую иерархию. Сначала шел юнге эрбзен[25] — обыкновенный горох, затем юнге эрбзен миттельфейн — горох второго сорта, юнге эрбзен фейн — первосортный горох и юнге эрбзен зер фейн — горох высшего сорта, наконец, юнге эрбзен экстра фейн — воистину высочайшего класса консервированный горох.

Долговязый Август и турок принимали коробки в конце конвейера. Даже отсюда видно было, как набухала жила на лбу старого Августа. Турок скинул рубаху и набросил ее на спину, связав рукава на животе. Шевелюра его курчавилась словно черный каракуль. Костлявые плечи ходили взад-вперед, как у пловца; лицо его вдруг раскалывала гримаса — и очередная коробка взлетала на верхотуру. Рядом с длинным Августом большой Угур выглядел маленьким и тщедушным. Однако Август был уже в годах и тоже не богатырь: он хрипел и тяжело кряхтел, отрывая коробки от ленты конвейера. Так что один работник стоил другого.

Айла глянула на часы: перевалило за семь, но люди все еще работали. Может, они и ночью будут продолжать в том же темпе? Вот оно что значит — сезонная работа! В эту пору, как сам директор сказал, каждому приходится перерабатывать, не оставлять же горох и морковь гнить на складах. Склады ломятся от овощей, так говорила и фрейлейн Хейсенбюттель, очень трудно успеть все законсервировать. И если не работать до позднего вечера, то многие тонны бобов, огурцов и свеклы придется выбросить.

— Август! — крикнула Айла. — Скоро ли домой?

Август только развел руками. А турок пальцем указал на штабеля коробок и вроде бы приноровился лечь на них: дескать, можем заночевать здесь всей компанией. Но тут же ему пришлось быстрее прежнего броситься к ящикам, которые успели длинной вереницей скопиться на движущейся ленто конвейера.

— Liebeskummer lohnt sich nicht[26], my darling[27], jee, jee, — пела в проходе Эльфрида.

— Не надоест ей горланить? — буркнула Кайя и принялась обтирать клочком бумаги налипший на руки клей. — А фальшивит-то, фальшивит…

Айла посмотрела Эльфриде вслед. Эльфрида крепкая, не знающая усталости. Над рябым лицом — лохмы обесцвеченных волос, а у корней они сантиметра на три — черные. Эльфрида укладывала большие банки с огурцами на тележки и то пела, то насвистывала. В один из прошлых сезонов работал на фабрике итальянец, по окончании работ он, не мешкая, уехал домой, поскольку был человек семейный. А ранней весной Эльфрида родила сына, после чего женщины, особенно замужние, стали косо на нее посматривать. Однако Эльфриду это не смущало: она умела ответить таким же взглядом, тем более что от рождения заметно косила на оба глаза.