Каарина испугалась, заметив, что сына нет рядом. Оглянулась вокруг, увидела нескольких ребятишек в пионерской форме, но Самппы среди них не было. Отправиться на поиски невозможно: с дочкиной коляской через толпу не протиснуться, да и здесь ее не бросишь. Оставалось только надеяться, что мальчик придет вместе с колоннами на Сенатскую площадь, а там объявить о нем в громкоговоритель. Но едва шеренги двинулись с места, как послышался радостный крик Самппы:
— Мама, вот этот товарищ купил мне гостинцы!
У мальчика был большой воздушный шар красного цвета, в руках — мороженое.
— Это он купил, — повторял Самппа, таща за руку пожилого мужчину.
Они встали рядом. Каарина не знала этого человека, — видимо, какой-то знакомый Самппы. Он находил их повсеместно: этажом ниже жил пастор, привозивший ему с дачи полные сумки яблок; старушка, что жила на третьем, часто звала его со двора, чтобы угостить чашечкой какао; майор на самом верху давал поиграть стреляными патронами, а настроенный крайне право торговец грампластинками из дворовой пристройки набивал ему карманы фотографиями орла и ненужными конвертами для пластинок.
«Надо поблагодарить», — подумала Каарина, ощущая неловкость. — Спасибо вам.
— За что? — спросил мужчина.
— Ну, за гостинцы.
— Должен же у парня быть майский шарик, я бы и дочке купил, если бы знал раньше, что она у вас есть.
— А все потому, что у тебя нет денег, — осуждающе произнес Самппа. — Я ведь слышал, как ты говорила, что нету.
Каарина сердито взглянула на Самппу. Разговор приобретал нежелательный оборот. Поди знай, какими средствами обладает незнакомец.
Тот хрипло рассмеялся и пошел в ногу с демонстрантами.
— Нам повезло, — сказал он, — мы идем за оркестром. Как здорово шагать под музыку!
Его голова поднималась и опускалась в такт музыке, а рот расплывался в широкой улыбке. Ему вдруг стало хорошо на душе. Люди сегодня маршируют повсюду, в открытую или тайно, но обязательно развернутым строем. Поезжай куда угодно, в город или маленькую деревеньку, и везде будут товарищи, словно добрые знакомые. Он исподтишка потрепал Самппу по голове.
Тут они повернули в направлении Кайсаниеми. С тротуара выбежала молодая пара. Они встали в строй впереди Каарины, обнялись и потихоньку двинулись со всеми. Каарине пришлось податься немного назад. Она смотрела на свободно развевающиеся волосы девушки, на пальто, полощущееся, словно парус. Вскоре парень замедлил шаг и наклонился, чтобы поцеловать свою спутницу. Они были счастливы, ох, как счастливы! Друг другом и Первомаем, и тем, что вместе были частицей происходящего.
Каарина почувствовала, как внутри у нее холодеет. Илкка никогда, даже в лучшие времена, не стал бы целоваться на майской демонстрации.
Девушка просияла и запрыгала на одной ножке. Потом оба повернулись к Каарине, нарушив строй.
— Извините, — сказала Каарина, — не могли бы вы шагать в ногу, а то мне не удержать коляску.
Парень и девушка удивленно посмотрели на нее, затем отошли в сторону и постепенно отстали. Каарина взглянула на старика. Его лицо казалось бесстрастным, но, может, он заметил ее раздражение? Каарина сделала это намеренно. Не то чтобы с желанием, но все же намеренно. Зачем? Она попыталась разобраться в своих мыслях. Прилив противоречивых чувств так захватил ее, что на глаза навернулись слезы. Возможно ли это? Ведь с той поры прошло уже много времени. И не было в том ничего особенного: их брак, которому суждено было кончиться разводом, обычная история, скорее правило, чем исключение. Она сама пожелала развода. Чего же тут унизительного? То, что Илкка скрылся в Швеции, оставив ее одну с двумя детьми? Или то, что она согласилась на опись имущества, чтобы получать жалкие алименты, которые к тому времени уже успела поглотить инфляция?
Она посмотрела на идущего рядом Самппу и вздрогнула: мальчик был точной копией Илкки, только волосы немного темнее. Та же угловатая походка, сутулые плечи, вытянутая вперед голова. Ее охватило отвращение. Следом поднялось чувство вины. Она была несправедлива: что Самппа мог поделать с собственной наследственностью?
— Оба они твои?
— Что?
— Детишки эти оба твои? — повторил свой вопрос пожилой мужчина.
Она кивнула. Вблизи дыхание старика казалось тяжелым. Ему наверняка было уже за шестьдесят, может, даже больше. Шея худая, нос выступает над скулами.
— Рано же ты занялась этим делом, — продолжал он. — Хотя, пожалуй, надо начинать смолоду, если думаешь успеть что-то. Как тебя зовут?
— Каарина.
На углу одной улицы молодой парень вскинул руку в нацистском приветствии и чуть не повалился лицом вниз — видно, напился до чертиков. По противоположной стороне маршировали в ряд трое студентов; тот, что посередине, нес в руке финский флаг, крайние держали под козырек.
— У них своя демонстрация, — сказала Каарина.
Старик дышал с большим трудом: слышался легкий присвист, когда он выдыхал воздух из легких.
— Этих дебоширов сегодня больше, чем прежде, — заметила Каарина.