Несмотря на месяцы неустанных поисков, Робинзон так и не отыскал свой остров. Отчаянные, но тщетные попытки открыть его заново, а он вложил в них всю свою страсть, вконец измотали его. Робинзон растратил все силы и деньги, но ему так и не удалось обрести эту землю счастья и свободы, очевидно, навсегда поглощенную морем.
— Но ведь он был тут, был! — твердил Робинзон, тыча пальцем в свою карту.
И тогда старик рулевой, стоявший рядом с другими вокруг нашего столика, подошел к Робинзону и тронул его за плечо.
— Хочешь, я тебе кое-что скажу, Робинзон? Твой необитаемый остров, конечно же, по-прежнему тут. Могу даже тебя заверить, что ты его снова нашел.
— Снова нашел? — задыхаясь, произнес Робинзон. — Да я же тебе говорю…
— Ты его снова нашел! Может, ты десять раз проплывал мимо. Просто ты его не узнал.
— Не узнал?
— Да. Потому что остров твой постарел, как и ты сам. Да, да. Понимаешь, цветы становятся плодами, плоды падают с деревьев, зеленые деревья превращаются в сухостой. В тропиках все меняется быстро. А ты? Посмотрись-ка в зеркало, балда! И скажи, мог ли тебя узнать твой остров, когда ты проплывал мимо?
Робинзон не стал глядеться в зеркало — совет был излишним. Он повернулся, и все увидели его лицо — такое грустное и растерянное, что смех, который становился все громче и громче, разом оборвался, и в пивнушке воцарилось гробовое молчание.
Да пребудет радость со мною
Перевод М. Архангельской
Можно ли стать всемирно известным пианистом, если твоя фамилия Фрикадель? Однако супруги Фрикадель, быть может сами того не ведая, бросили вызов судьбе — они назвали своего сына Рафаилом, тем самым призвав ему в покровители самого вдохновенного и музыкального из архангелов. Впрочем Рафаил оказался на редкость способным и тонко чувствующим ребенком, так что родители имели все основания возлагать на него большие надежды. Едва он научился самостоятельно взбираться на табурет, его усадили за пианино. Успехи были просто поразительны. В десять лет он слыл вундеркиндом, и организаторы благотворительных концертов разрывали его на части. Дамы лили слезы умиления, когда он склонял над роялем свое тонкое прозрачное личико и, словно осененный голубыми крыльями невидимого архангела, посылал небесам песнь божественной любви — волшебный хорал Иоганна Себастьяна Баха «Да пребудет радость со мною».
Но мальчик дорого платил за эти упоительные мгновения. Чем старше он становился, тем больше времени проводил за пианино. В двенадцать лет он занимался по шесть часов в день и нередко завидовал судьбе других мальчишек, которым бог не дал ни таланта, ни гениальности, ни надежд на блестящую карьеру. Случалось, слезы наворачивались у него на глаза, когда в прекрасную погоду он сидел в четырех стенах, безжалостно прикованный к своему инструменту, а с улицы неслись веселые крики ребят, резвящихся на свежем воздухе.
Рафаилу минуло шестнадцать. Все ярче расцветал его талант, поражая всех своей многогранностью. Он был гордостью Парижской консерватории. Только вот отрочество, пришедшее на смену детству, не захотело сохранить ни единой прежней черточки его лица. Не иначе как он попал в немилость к злой фее Возмужания, она коснулась его своей волшебной палочкой, и от романтического ангелочка, которым он когда-то был, не осталось и следа. Будто что-то сместилось в чертах его лица, оно стало угловатым, челюсть выступила вперед, глаза навыкате спрятались за сильными очками, которые он вынужден был носить из-за прогрессирующей близорукости; но все бы ничего, если бы не выражение лица, а на лице его застыло какое-то нелепое удивление, способное скорее вызвать смех, нежели настроить на лирический лад. Да, что касается внешности, Фрикадель явно одержал верх над Рафаилом.
Но маленькая Бенедикта Приор, казалось, вообще не замечала злой шутки, которую сыграла с Рафаилом судьба. Она была на два года моложе его, тоже училась в консерватории и знала лишь одно: каким прекрасным музыкантом обещает стать Рафаил. Бенедикта сама жила только музыкой и ради музыки, и родителей обоих молодых людей очень волновал вопрос, перейдут ли когда-нибудь их отношения за грань той восторженной близости, которая рождалась между ними, когда они играли в четыре руки.