Современная французская новелла

Через несколько ночей, незадолго до рассвета, он был разбужен снова. На этот раз он действительно уловил не только эхо, но почти и сам звук, который показался ему чуть более отчетливым и близким. Еще одна дверь, вовсе не та, что захлопнулась раньше. Та была заперта раз и навсегда, о ней можно было забыть, она стала частью стены. (Какой? Стены, возникшей одновременно с дверью?) Однако теперешняя дверь была похожа на предыдущую: тихий, неотвратимый щелчок выдавал то же совершенство материала и подгонки. Только она была ближе к нему. В тот миг, как она захлопнулась, исчез и весь легкий звуковой фон ночи и зари, прервались все их приглушенные мелодии: рокот волн на дальней отмели, заслоненной холмами, что поднимались к западу от деревни, пение петуха в противоположной стороне… Да что же это такое? Уж не сонное ли наваждение? Ведь никакой двери нет и быть не может. Сбитый с толку внезапным пробуждением, он на секунду поверил в то, что не согласуется с рассудком, чего не существует. Есть только пространство, сплошное пространство, откуда же в нем ограда, а тем более множество оград, в центре которых он как бы находится? Должно быть, просто звенит в ушах; с ним и раньше случались приступы легкой глухоты, длившиеся несколько часов, а то и целый день: в ушах накопилась сера, вычистить ее — и дело с концом. Но нет: поднявшись, он не испытал этого давно уже знакомого ощущения глухоты. Окрестная разноголосица доносилась до него совершенно отчетливо; он даже поразился тому, что слышит наитончайшие звуки: слышит, как шуршит под ветром трава за окном, как шелестят трусики, которые стягивает с себя Николь, поглядывая на него, — ему было бы особенно тяжко, если бы он не расслышал этот шелест. В тот день, в привычном своем кругу, он был, что называется, счастлив; но в конце концов, как обычно в таких случаях, ощутил смутную тоску при мысли: а не в последний ли раз все это? Такие мысли были в порядке вещей — он смирился с тем, что жизнь день за днем незаметно отступает от него; он был в том возрасте, когда уже нечего надеяться, что она вернется назад. В общем, он привык к этому чувству отлива и принимал его безболезненно.