Поначалу я просто рассчитывал снять эту халупу, надо же оправдать мое появление здесь какой-нибудь манией, скажем изучением нрава галок. А почему бы и нет? Я познакомлюсь с местной знатью… буду играть с ними в шахматы, в бридж, в белот, в крапет, в жаке, в рамс и, таким образом проводя вечера в кафе, охвачу, так сказать, все слои населения. Кроме того, очень неплохо получается, когда с помощью выбранного вами партнера вы выигрываете, а стоит вам немножко проиграть, когда он садится против вас, и вас примут в свой круг.
Такова была моя точка зрения, но только… Стоило мне ступить на главную улицу, стоило мне проковылять по Антуановым шедеврам, забросить свои пожитки в отель «Зевающий лев» (вообще-то он назывался «Рыкающий лев», но первые три буквы со временем стерлись, и новый владелец в простоте душевной решил, что и так сойдет, ведь львы, как известно, тоже могут зевать), как я уже был пленен, захвачен, заболел Лотиньяком — он без всяких церемоний поглотил меня. А сласти Мелани довершили победу.
Дюпе, которого я держал в курсе дела, кипятился: какого черта вы там делаете, в этой развалюхе, это же расточительство! Но я был свободен, это уж точно, свободен распоряжаться своими су теперь, когда они действительно стали моими. И не замедлил этим воспользоваться.
Нотариус долго и молча смотрел на меня. Ансельм Виктор, страховой агент из Парижа, в отставке… Почему именно Лотиньяк, дорогой мсье? А почему бы и нет? Уж нет ли в этом поселке какого-нибудь тайного порока — извечной неприязни к чужакам? Верно, родился я в Париже, но мои дед и бабка увидели свет в Монфор-Аржане, в Провансе. Он скривил губы. Возвращение к истокам во втором поколении — мэтр Гро в это явно не поверил. Если быть уж совсем точным, наша семья — лотарингцы еще со времен Жанны д’Арк. Но профессия мэтра Гро требовала не выдавать своих эмоций, поэтому он даже поздравил меня с моим выбором с чисто городской учтивостью и вынужден был признать, что в Лотиньяке я не заскучаю. В хорошем смысле или плохом? Это уж вам самим судить. Он, видите ли, так сказать, выполняет обязанности агента по продаже недвижимого имущества из чистой любезности. Есть тут один такой маленький домик, одноэтажный, с чердачным помещением, на улице Таннер, под аркой, представляете, но она единственная в своем роде — как бы односторонняя, с какой стороны ни посмотри, — и сам посмеялся своей остроте. Улица, так сказать, чисто пешеходная и такая узенькая, что небо проглядывает как в бойницу, сквозь которую солнце ведет огнестрельный огонь по пропасти редкими залпами.
— Значит, на улице Таннер темно?
— Конечно, темно, как же иначе! Однако домик обращен на улицу не окнами, а входной дверью, а с другой стороны большие окна, и из них прекрасный вид на скалу, есть и сад в пятьсот квадратных метров, надеюсь, вас это устроит, а еще есть фонтан, дорогой мой мсье Ансельм, ваш собственный фонтан. В сильную жару он будет давать воды сколько угодно. А это, что ни говорите, весьма существенно. У вас будет вода, когда у других ее не станет. Вот тогда-то и вы понадобитесь соседям.
Этот мэтр Гро умел жить. Цена? О, цена не бог весть какая. Крыша в хорошем состоянии, правда, кое-какой ремонтик потребуется, но в соответствии с этим цена и установлена. Окончательная цена? Шесть миллионов старыми. И это за шестьдесят квадратных метров жилой площади? Ничего не скажешь, выгодное дельце!
Мы поторговались. Слегка. В этой словесной битве мэтр Гро позволил себе чуточку отступить. Пусть не приписывают агентам по страхованию мелочность и педантизм. Хозяин дома, которого звали Лалуэт, переехал в Экс к дочери. Четыре миллиона франков сгодятся ему на карманные расходы.
Нотариус не солгал. Меня с первого взгляда покорил фонтан, ронявший все время капли воды, с журчаньем мелодичным, как флейта. Я поставил свою походную кровать в самой близкой к фонтану комнате; я охотно вынес бы ее на лужайку, чтобы засыпать под пенье струй, нежное, как капелька материнского молока на губах младенца. Летом, вы знаете, я так и поступил… но помолчим пока.