Современная ирландская новелла

Слезы навернулись ей на глаза. Но в конце концов, какая разница, где ей быть? Сэм рано или поздно хватится ее и пойдет искать. Если бы поезд остановился, она могла бы сойти. Она взглянула в окно: смеркалось, поля между темневшими изгородями казались белесыми пятнами от редкого тумана, который словно сочился из земли. Если бы поезд остановился хотя бы на минуту, она могла бы спрыгнуть вниз, кое‑как перебраться через пути и затеряться в этом светлом, но непроницаемом тумане. Она воображала, как, запыхавшись, останавливается и смотрит на освещенный поезд, а он трогается, уже без нее, и вагоны мелькают один за другим, и где‑то внутри сидит и напрасно ждет ее Сэм. Но поезд не остановится, пока не дойдет до назначенной станции. Если она хочет бежать, ей придется спрыгнуть на ходу. Она невольно взглянула на дверную ручку. На ее основании сохранилась ядовитозеленая краска, но рукоятка блестела, отполрфованная бесчисленными руками. Стоило только нажать на нее… Она быстро сунула руки в карманы, словно желая удержать их от движения, которое зависело теперь от них одних. Не до такой же степени она неуравновешенна! Но все же ее начала бить дрожь, и одна мысль, что надо дотянуть поездку до конца, была невыносима. А дом! Войти в дом, набитый предметами, принадлежащими другой женщине! «Я все оставил, как было, Люси, — сказал Сэм. — Ты лучше меня сумеешь распорядиться ее вещицами».

Ее вещицы! Что это значит? Стенные шкафы, ломящиеся от платьев? Комоды, до отказа заполненные всяким вздором? Короба, чемоданы, заветные уголки, забитые бог ведает каким хламом? Она достаточно хорошо знала Мону и догадывалась, что та обожала наряды и безделушки.

Безделушки! Безумная мысль пришла ей в голову. А венчальное кольцо?! Где он его взял? Во время церемонии он надел ей кольцо на палец так быстро, будто наручники защелкнул, она успела лишь заметить, что кольцо массивное, массивнее, чем носят теперь; сейчас, вглядевшись, она увидела, что оно истертое. Неужели оно старое? Она содрогнулась. А кольцо, которое он надел ей при помолвке? Она и тогда знала, что оно не новое, она еще удивилась, с каким проворством он извлек его в ту же минуту, как поборол ее колебания. Он вытащил его из кармана, где оно, как камушек, болталось и гремело вместе с ключами и мелочью. Она тогда решила, что потому в оправе и застрял сор. Она не стала чистить кольцо, так как оправа показалась ей ветхой и ненадежной. Но теперь, присмотревшись, поняла, что лапки забиты не мусором, а глубоко въевшейся многолетней грязью. Ее начало мутить, она принялась стягивать кольца. Но они сидели плотно, впивались в палец. Палец распух еще больше оттого, что она продолжала тянуть кольца, а она все дергала их, пока не содрала кожу. Вид крови немного отрезвил ее. Если даже она сдерет мясо с кости — что изменится? И что толку, если ей и удастся сорвать кольца? Даже если выбросить их в окно, все равно ничего не изменишь. Уж больше смысла самой выброситься из поезда!

Повторившись, эта коварная мысль уже не показалась ей такой дикой. От незнакомого возбуждения сердце билось где‑то в горле, ей почудилось, будто поезд бешено набирает скорость, словно вот — вот сойдет с рельсов. Вагоны с лязганьем мчались друг за дружкой, их то и дело слегка заносило вбок, как будто сцепле ния сию минуту разлетятся и их разбросает в разные стороны. Она представляла себе совершенно реально, что последует, если она сейчас нажмет на рукоятку. Дверь мгновенно вырвется из ее руки и с неистовым грохотом откинется на петлях или вовсе сорвется с петель. Подхваченная мощным потоком воздуха, несущегося со скоростью самого поезда, дверь упадет на землю, но не сразу, а, возможно, лишь когда поезд промчится, вихрь уляжется и настанет тишина. А что будет с ней самой? Сбитую с ног, лишенную воли, ее тоже подхватит, всосет безумный поток. Ее унесет, как клочок бумаги. Люси подошла поближе к двери. Ей никогда не удавалось представить себе рай, но, наверное, было бы райским блаженством ощутить, как стремительные струи воздуха, точно крылья, вырываются у нее из‑за спины, поддерживают ее и несут.

Одно движение — и она исправит ошибку и докажет раз и навсегда, что осталась той, кем и была, — романтической натурой.

И все‑таки в глубине души она сознавала, что уже поздно. Она обречена стать наконец вполне земной. Сэм обрек ее. Путь назад предстоит долгий, но она должна вернуться. Ей придется добираться по коридорам вдоль всего поезда до того вагона, где сидит Сэм. Ей придется открыть дверь, войти и сесть с ним рядом.