Читаем Современная испанская новелла полностью

Наконец они уселись на землю, сбросили ботинки, снова поднялись и, стоя, стянули с себя штаны и трусики. Потом, описав струйкой мочи три маленькие дуги и стараясь при Этом перещеголять друг друга — кто дальше, они полезли в воду. Вода была холодная. Все трое принялись рвать с корнем целые охапки поручейника и бросать их на берег. Затем, выскочив из рекк, они усердно искали в поручейнике его обитателей. Обнаружив рачков, выпутывали их из стеблей растения и с криком: «Еще один! Еще один!» — совали себе под берет. Оттуда уж им никак не улизнуть! Ребятам нравилось, как что‑то живое шевелится у них в волосах. Взрослые, охотясь, убивают животных. Ребенок же испытывает к ним бессознательное влечение. Взятых из гнезда птичек он кладет себе за пазуху. Ему приятно чувствовать, как они там копошатся, как щекочут, нож ко царапая лапками кожу, приятно ощущать нх слабое тепло, их трепетное волнение и чуть слышное биение маленького сердечка.

— Давайте поищем в норах, — предложил Дамасо.

Раки сидят в норах… Особенно крупные раки. Огромные клешни — их орудие защиты. Иногда приходится засовывать в нору всю руку, чуть не до плеча. Сказать, конечно, проще всего. А ты попробуй просунь рукуг в узкую рачью нору, не зная заранее, найдешь ли там добычу. Ведь делаешь это вслепую, шаришь ощупью…

Ребята скинули с себя рубашки. Дамасо постарался засунуть всю руку в нору, аж щекой прижался к глинистой кромке берега, чтобы забраться поглубже. В его спокойных, лучистых глазах читалось напряженное ожидание. Все его существо в эту минуту было подчинено невидимой, скрывшейся под водой руке. Он зажмурил глаза, сделав еще одно усилие проникнуть как можно глубже в нору. Потом медленно и осторожно стал вытягивать из нее руку, вымазанную черным илом и глиной. В ней болтался схваченный за клешни здоровенный темный рак. Филипе и Андрес тоже отыскали себе норы: уж очень хотелось повторить подвиг Дамасо. Но им это оказалось не по плечу. Поэтому все трое решили снова взяться за поручейник — среди его стеблей иногда попадается и мелкая рыбешка, которая, прыгая на берегу, изо всех сил старается вернуться в воду.

Солнце уже заходило, и ребята почувствовали, как предвечерняя прохлада начинает пробирать их. Чтобы согреться, они решили побегать по лугу. Недалеко от них с грохотом промчался поезд. Помахав ему своими рубашками, они стали одеваться. Потом пересчитали спрятанных в беретах раков. Последние перепелки проверещали свою прощальную песенку. Все короче становились пробежки и лёт пугливых трясогузок, а из гнезд, укрытых в ветвях кустарника, все настойчивее раздавался призывный писк. Вот промелькнул и бесшумно юркнул в листву замешкавшийся где‑то щегол. Над большим темным деревом повис белый, точно вырезанный круг луны. Нахлобучив на голову набитые раками береты, ребята двинулись в обратный путь. Теперь они шагали не так бодро, как прежде, и уже не гуськом, а рядышком, обхватив друг друга за шею. Багряный шар заходящего солнца быстро спускался за горизонт.

— А бывают красные рыбы? — вдруг спросил Фелипе.

— Нет, не бывают, — ответил Дамасо.

— Да, но те, что на спичечных коробках, ведь красные.

— Эт° потому, что их так раскрашивают, — пояснил Андрес. — Я гоже вот возьму и нарисую какую‑нибудь рыбу, а потом раскрашу ее.

— Но раз они не красные, зачем же их тогда раскрашивать? — не успокаивался Фелипе.

— Чтобы они стали красные. А ты знаешь, что есть рыбы, похожие на раков: когда их варишь, они тоже делаются красными. Только в реке таких не бывает. Такие, наверно, водятся в море.

— А какое оно, море? — поинтересовался Фелипе.

— Большое, — ответил Дамасо. — Очень большое.

— А где оно?

— Там, где конечная остановка поезда. Поезд всегда доходит до самого моря.

— Мы еще маленькие, — вздохнул Фелипе, — и многого не знаем.

— Я‑то кое‑что знаю, — заметил Дамасо. — Мне Ведринес рассказывал, а он много разных вещей знает. Вот если засунешь руку в нору, ничего там не найдешь, а потом никак ее оттуда не вытащишь — это и значит много знать.

Было уже совсем темно. Ребячий разговор звучал все тише. Мальчики то и дело спотыкались и тогда стукались головами. Казалось, что их дыхание и голоса слились воедино. На мосту они остановились и опять взялись кидать камни в реку, чтобы раззадорить страшную змею — невидимку. Дамасо бросил только один камень, и то неохотно. Ведь он знал такие вещи, о которых Андрес и Фелипе даже не догадываются. Но он нм ничего не расскажет. Нет! Никогда, никогда не часскажет.

<p><strong>Понс Прадос, Эдуардо</strong></p><p><strong>ИСТОРИЯ КАК ИСТОРИЯ</strong></p>

Распахнулась дверь, и на пороге возник секретарь — тяжело дышит, форменное кепи, продавленное и засаленное, сползло на уши, глазки моргают чаще обыкновенного. Ловя ртом воздух, он прокричал:

Господин мэр, они идут сюда, сам только что видел!

— Ах, Пьер! Сколько раз я тебе говорил: в служебное время в бистро ни ногой!

Клянусь, господин мэр, я там не был! А что своими собственными глазами их видел, так это правда, клянусь вам!

— Ну и кого же ты видел, позволь полюбопытствовать?

— Солдат, господин мэр, солдат! Испанцев!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза