Читаем Современная испанская новелла полностью

Тут уж господину мэру (а это был мосье Дебре собственной персоной) пришел черед не моргать — хлопать глазами. Оно, конечно, верно, деревня от границы не ахти как далеко — часа два пехом, самое большее, а когда под боком у тебя чертовы эти иберы, то и впрямь дивиться нечему. Тем паче, если все вверх тормашками. Однако и то верно, что вон уж сколько месяцев не слышно этой трескотни — ни с чем ее не спутаешь: года два ни днем ни ночью от нее покоя не было всем двумстам с лишком обитателям Пик — сюр — Сегра. Так что и по здравом рассуждении не мог никак господин мэр взять в толк, откуда бы им взяться, этим солдатам, будь они неладны.

— И где ты, говоришь, их видел?

— Они от Серро Альто тропой спускаются, господин мэр.

— И много их?

— Да не так чтоб очень. Человек двенадцать будет.

И, одержим вдруг жаждой деятельности, наказав секретарю мигом сыскать всех господ муниципальных советников, мосье Дебре принялся лихорадочно извлекать из ящиков стола папки и ворошить в них бумаги.

— А ну прибавь шагу, ребята. Всего ничего осталось.

— Да не скачи ты так, черт полосатый! Не ровен час, носилки опрокинешь.

— Чего б не дал я за то, чтоб по — человечески помыться. Добрый месяц с себя не снимаю одежды.

— Я вот одно знаю, — веско молвил другой, — согласно конвенции Лиги Наций, мы имеем право на воду, соль, огонь, на то, чтоб ночевать под крышей и…

— …и с алькальдовой дочкой в ее постели, — досказал с издевкой третий.

— Не дурно б, конечно… Только с меня хватит и пачки какого ни есть горлодера да коробка спичек.

— Перебьешься. Главное сейчас — это отправить раненых в больницу.

— Эй ты, впереди, смотри, куда копыта ставишь: так ему и кости, какие еще целы, переломать недолго.

— Иньяки доходит, лейтенант. Все одно и то же: подавай ему священника. Если мы не нажмем, он у нас по дороге кончится.

— Хорошо. Нагони передних и передай, чтоб ходу прибавили. А вы там, сзади, что носы повесили?

— Вот скажи, лейтенант, правду говорят иль нет, — спросил один вполголоса, — мол, первое впечатление — самое наиверное? По всему видать, нас, республиканцев, здесь не шибко жалуют.

— Вот и все, господа советники, что я имел вам сообщить. А теперь немедля нам надобно принять какое‑нибудь решение.

— Принять так принять, но… разве не поступало на сей счет каких‑либо указаний от префекта?

— Один циркуляр — он датирован 16 августа 1937 года — тут у меня действительно имеется. Называется «Общая инструкция, регламентирующая положение беженцев из Испании». Однако от нее нам пользы как от козла молока: она предписывает препровождать беженцев в лагерь Гюрз и там их интернировать. А лагеря‑то нет! Его снесли больше года назад, это когда басков в Каталонию выдворили.

— Самое правильное, я полагаю, это испросить, как водится, указаний у вышестоящих властей, а пока что подготовить для беженцев концентрационный лагерь.

— Не упускайте из виду, любезные мои коллеги, — предостерег до той поры помалкивавший мосье Лекок — Плюмэ, президент местной Лиги бывших фронтовиков, — концентрационный лагерь — дело нешуточное, сам по себе, как гриб, не вырастет. Потребуется и то, и се, и пятое, и десятое. Колючей проволоки, например, несколько тысяч метров, одного лесу сколько на столбы и сторожевые вышки, участок не какой‑нибудь, а такой, как надо, — в стороне от жилья, сколько-нисколько людей, чтоб круглосуточно нести охрану.

— Я вот чего предлагаю, — набрался храбрости старичок с лицом чуть более красным, нежели положено, — поместим-ка мы их на ночь у меня в хлеву. Если вы с моим предложением согласные, так я враз перегоню свою скотину в братнин загон. По крайности в хлеву им тепло будет.

— Сейчас речь ведь не о том, чтоб им тепло иль холодно было, — возразил глава бывших фронтовиков, — а о том, чтоб ни один из них у нас не удрал и не учинил какого безобразия.

— Вот именно, дражайший коллега! Да и в резолюции Комитета по невмешательству — я сам читал — сказано яснее некуда: разоружить, допросить, изолировать!

— Моя воля — я не стал бы с ними эдак цацкаться, а вооружил бы людей да и вышвырнул голубчиков в два счета за кордон: ступайте и сами, дескать, расхлебывайте кашу, какую заварили, а мы… мы ею уж сыты по горло.

— Легко сказать. А что, если они окажут сопротивление?

— Тогда пусть на себя пеняют. Как никак мы у себя дома и имеем законное право на самооборону.

— Прекрасно, прекрасно, — прервал говорившего мэр, — однако наши прения слишком затянулись. Пора принимать решение.

— Учитывая чрезвычайность обстоятельств, каковые служат предметом нашего рассмотрения, — патетически провозгласил глава бывших фронтовиков, — предлагаю расквартировать их этой ночью на моем хозяйственном дворе возле кладбища. Место — лучше не придумаешь: от деревни порядочно, с двух сторон, сами знаете, вода, с гор все прибывает, быстрина такая — ни один, ручаюсь, сунуться не рискнет. А в темень и подавно. С третьей стороны — стена кладбищенская, а с четвертой (что на дорогу выходит) выставим часовых. По человеку с добрым ружьецом на каждый угол да при хорошем обзоре — за глаза достаточно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза