Современная история Красной Шапочки (СИ)

Впрочем, Принц воротил нос от трухи и запустения недолго: им принесли горячую баранину в горшочках, тушёную морковь, томаты и запечённые с орехами яблоки. Вино в пузатой тёмно-зелёной бутыли тоже оказалось вполне сносным, хоть и кисловатым. На сытый и пьяный желудок всё казалось не таким убогим. В соседнем номере кто-то громко храпел, со двора несло дымом и навозом, Ангел захлопнул ставни ещё перед обильной трапезой, сбросил старые одеяла на пол, затыкая щели между досками, а потом и дверь запер, трижды проверив щеколду.

— Перед долгой дорогой не мешает выспаться. Кровать одна, ложись ты, Кси, я покараулю.

— Зачем? Ляг со мной и тоже спи.

— Этот жирный ублюдок хочет нас обокрасть, так что нет, спасибо, я лучше постерегу.

— Да с чего ты взял?

— Так сложно довериться мне в последний раз?

— Ангел, не начинай, — Златовлас отставил недоеденное за десертом яблоко. Горсть земли, назначение которой его спутнику осталось непонятным, он бережно ссыпал в мешочек, найденный непосредственно в комнате, в большом сундуке у изножья кровати. Помимо пустых мешков сундук в обилии наполняло разнообразное тряпье, мужская и женская одежда, страусиная сбруя, страусиные же перья, перчатки, фетровые шляпы… Нашлась даже пара сапог со шпорами. — Я переоденусь?

— Валяй. Надеюсь, эти шмотки снимали не с покойников.

— Умеешь подбодрить.

Эндж хмыкнул, погружаясь в невесёлые думы. До смерти надоевшее парчовое платье Ксавьер бросил ему на голову и облачился в довольно элегантный охотничий костюм из оленьей кожи.

— Трактирщик не признает в тебе принцессу, детка, — прокомментировал Ангел его чудесное преображение. — Не боишься, что страуса не отдаст?

— Ерунда, у меня девчачье лицо.

— Смазливое – да. Но не девчачье.

— За своим следи.

— Не огрызайся на каждое слово.

— А не то что?

— Что?

— А что?!

Они уже стояли вплотную друг к другу, раскрасневшиеся, последние реплики от накала страстей заставили голоса повыситься, а затем охрипнуть. Златовлас поднял кулаки. Чёрный Берет поймал его худенькие руки в свои, перехватил за острые локти. Притянул ещё ближе к себе. Шумное дыхание разгневанного принца способно было помутнить и более зрелое и уравновешенное сознание.

— Что ты делаешь…

— Целую тебя, не ясно, что ли?

— Какого хрена, мы же расстались!

— Не ругайся нехорошими словами, ты же аристократ.

— Да пошёл ты, отпусти меня!

— Я лишил тебя невинности. Как честный человек, я должен теперь…

— Ты лишил мой зад невинности и, как двуличный негодяй, просто оставь меня теперь в покое. Гордиться тебе точно нечем, это не подвиг. Жаловаться я никому не собираюсь, просто сохрани эту позорную тайну, она должна остаться между нами.

— И всё?!

— Всё, — Ксавьер насмешливо провёл пальцем по его раскрытым в шоке губам. — Я не девушка… сюрприз, да? Котик мой. Личная трагедия, разбитая жизнь, сопли, в три ряда намотанные на кулак? Чушь какая. Небольшой опыт, даже не очень горький. Спасибо, что вёл себя не как пьяный тюлень на брачных игрищах, а чуточку помягче, я буду иметь в виду на случай недотраха. И обещаю вспоминать тебя всякий раз, когда кому-то достанет наглости положить похотливую граблю мне на бедро.

— Но… ещё вчера! Ты таким не был!

— Знаю. Видимо, что-то случилось. Ты случился, — Ксавьер сел на край постели и скинул сапоги. — Ты что-то собирался о своей банде музыкантов рассказать, помнишь?

— Они деревенские. Я знаю, саму деревню ты не заметил, она начинается за нашим огородом, западнее опушки, а мы с матушкой на самом отшибе живём. В общем, вся группа – мои друзья с детства, вместе росли. Но один – пришлый. Он выглядит не так, как все, он…

— Ты о коте? Да, я видел его на сцене с вами, смотрелся просто феерично. Как он умудряется попадать лапами по нужным клавишам? Когти не мешают?

— Нет, — нетерпеливо отрезал Эндж. — Я не об Антонио. Я о барабанщике. Его зовут Дезерэтт. Никто не знает, откуда он пришёл. Он брался за любую работу, в межсезонье и летом, платили мало, иногда денег и вовсе не было, но он не роптал, а продолжал косить сено, выгонять скот на чахлые пастбища и убирать урожай. Мало-помалу все к нему привыкли. Мне было четыре года, когда он пришлёпал, босой, оборванный и чёрный от пепла, на опушку Холи Вуда. Сказал старейшине, что спасся из грандиозного пожара, прыгал с отвесной стены какой-то крепости, башкой тогда ударился сильно, фамилию свою забыл и всё прочее. Мы его пожалели и приютили. Он построил себе хижину на другом краю посёлка, да и жил в ней, один жил, баб никогда не водил. Прошло почти тринадцать лет. Я вырос, выучился игре на разных инструментах, начал петь, собрал группу… и Дэз пришёл ко мне барабанить.

— Ну и? Что в этом особенного?

— Да то! Что за тринадцать лет он ни капли не изменился! Как был двухметровым шкафом с красным хаером, так и остался. Ни единой морщинки, ни седой волосинки, все зубы на месте, здоров как бык!

— Зачем ты мне это рассказываешь?