— Ну извини. Я всю жизнь помалкивал в тряпочку. Мне… мне просто не с кем было поделиться. Никто как будто не замечал, что с Дэзом не происходит ровно никаких метаморфоз. Старейшина помер, мир его костям, поветрия всякие ходили, овцы мёрли как мухи, потом была эпидемия оспы, мы похоронили мою родную тётку… а Дезерэтт помогал гробовщику, могилы копал. На нём сроду не появлялось царапин или синяков, ни один комар его не кусал, ни шрама, ни оспинки.
— Вы близко сдружились?
— Недостаточно близко, раз он не поделился со мной секретами. То есть… — Энджи немного помолчал, глядя в насмешливые зелёные глаза королевского сына, — я собой всегда был занят больше, чем кем-то другим. Не спросил его ни разу, не проявил участие.
— А теперь ты изменился, значит? Из-за меня? Да полно врать, Ангел.
— До захода солнца я возвращаюсь в деревню. И засыплю его вопросами. Ты бы проверил, если бы уезжал со мной, но тебе в другую сторону.
— Хотел бы я посмотреть, как ты его будешь пытать своим любопытством. Заинтриговал ты меня своим вечно молодым другом. А может, он сам дьявол?
— Дьявол, доящий в четыре утра корову? Дьявол, прищепляющий молодые яблони? Дьявол, несущий на плечах до чана с водой новорождённого ягнёнка? Дьявол, убирающий за поросятами дерьмо? Что-то дьявол в филантропию подался. У него не все дома должны быть в таком случае.
— Ты же сам сказал, он когда-то головой очень ударился. Ну а вдруг?..
— Значит, тебе интересно?
— Не старайся. Мы не помиримся.
— Я хотя бы попытаюсь.
— Ты ещё о своём друге?
— Нет, я говорю о нас.
— Нет никаких «нас», Энджи. Если ты не против, я посплю. И тебе того же советую.
Они проснулись на закате одновременно, оттого что замёрзли. Ветхие одеяла валялись на полу, по-прежнему затыкая щели, укрываться ими они оба побрезговали. Корзину с деньгами и другими ценностями Ангел втиснул между стеной и спинкой кровати, её пропажу во сне он, однако, вряд ли бы заметил, но никто к ним не врывался и не грабил. Зато холодно было так, что зуб на зуб не попадал.
— Камина, разумеется, нет, — проворчал Ксавьер, сжимаясь в клубок и кутаясь в собственные руки. На нём была одна ночная сорочка (очередной трофей из бездонного сундука), тонкая и бесполезная, но заставить потомка королей спать в одежде было не легче, чем выдать замуж сорокалетнего трансвестита. — Признайся, ты в сговоре с погодой? Чтобы был предлог обнять меня и греть?
— Я продрог не меньше тебя, — процедил Ангел сквозь зубы. Он лежал в бессменном голубом платье, только чепец сорвал и ботинки расшнуровал. — И у меня в мыслях не было приставать к тому, кто четырежды меня отфутболил.
— Правда?
— Сырные гномы, ну конечно нет! Круглые сутки только и думаю, что о твоей натёртой кремами и гелями коже, от её запаха голова кругом идёт. А ещё ключицы… Ты такой худенький, а они так выпирают…
— Придурок фетиширующий, — Принц повернулся на бок, улёгшись к нему лицом к лицу. — Долго ещё ждать?
— Чего?
— Обнимай меня! Только из платья вынься, оно не гигиеничное.
— Утром стирали ведь.
— Ты хочешь меня всего облапать или где?!
Вывернутое наизнанку платье ракетой улетело на кресло, соседствовать с дорогим парчовым нарядом, а Ангел резко сел и притянул Златовласа на свои бедра.
— М-м, — Ксавьер выгнулся, обхватывая вчерашнего любовника за шею. — В глаза мне смотри.
— Как ты можешь… — страдальчески прошептал Чёрный Берет, — любить меня и прогонять? Разве это не садизм? Я фактически твой пленник, хоть верёвки из меня вей…
— Но ты не любишь меня, — отпарировал Кси сладким жестоким голосом. — Ты любишь потрахаться. Любуешься собой, раздуваешься от гордости, что высокородный аристократ проявил к тебе слабость. Ты не способен полюбить кого-то в ответ. Зачем ты мне такой нужен?
— Я ещё молод, я… А если я исправлюсь?
— Ты предлагаешь мне ждать? Очень смешно. Ты сам знаешь, я рассказал тебе эту историю: в восемнадцать я умру. Тебе стоит подыскать пассию хотя бы с пятилетней гарантией и тренироваться любить на ней.
— А что если… я неисправим в целом? Но буду другим только для тебя? Что если ты станешь кем-то особенным, человеком, рядом с которым я не такой… ублюдок, — он разорвал зрительный контакт, не выдержав холодного скепсиса в глазах Принца. — И я спасу тебя от смерти. Найду способ.
— Ну и что потом? Я наследник престола, а ты безродный олух. Деревенский музыкант. Хочешь быть моим наложником? Заключённым моей спальни, которому на людях стыдно показаться? У нас хороший секс, не спорю, но после того как я докажу родителям, что я принц, а не принцесса, заморскую принцессу в пару мне худо-бедно подыщут, — Ксавьер дёрнул кончиком губ. Его длинные белоснежные ноги крепко сомкнулись вокруг талии Чёрного Берета. — Предлагаешь после женитьбы прятать тебя в гардеробной? Или под брачным ложем? Жить под страхом разоблачения? Пить? Жрать кровоточащим носом кокаин? Ты от такого счастья сыграешь в ящик ещё раньше, чем я. А если нет – вздёрнут на виселице. С гомосеками в Дримленде разговор короткий.