Современная история Красной Шапочки (СИ)

— Я ещё не закончил! Теперь слушай другого меня! Я хотел, чтоб Джинн влюбил меня в тебя. Но он не может. А моё отчаяние любви не равняется. И моя страсть к постельным утехам. И моя мания преследовать тебя. Но я как будто болен… а ты – моё лекарство. От тоски, от ран, от простуды… от всего сразу. Я сам не заметил, как перестал нюхать кокаин, мне больше не хочется, он больше не прёт, понимаешь? И вискарь с колой не прёт, и экстази, и красненькие… и нет больше опасности передозировки. Но и радости нет. Счастья нет, спокойствия нет. Я на тебя смотрю – и дрожу, как алкаш в феврале под забором. А не смотрю – трясусь ещё сильнее, хуже эпилептика в припадке. Не веришь, да? Я искусал себе щеки в лохмотья, унимая эту дрожь. Показать? Были б ногти длинные – исполосовал бы себя ими, чтоб просто встать ровно, а не шатаясь, как доходяга. Я забыл, что это и как это – когда чувствуешь себя нормально. Ты скажешь, что это бред, в последний раз я был в порядке позавчера… Да, был. Но в какой-то другой жизни. Будто десять лет прошло – между позавчера и сегодня. И все десять лет я бегу в надежде тебя догнать. Поймать за эту руку, — он взглянул на белые-белые пальцы, неподвижно переплетённые с его пальцами. — Но ты вырываешь руку и исчезаешь. Я видел это во сне, пока Дэз вёз нас сюда в образе дракона. Тысячу раз увидел, как выхожу из кэба на лужайку перед дворцом, а тебя нет. И во дворце тебя нет. Нигде тебя нет. И ни мольбами, ни рыданиями тебя не вернуть. И угрожать из-за тебя расправой тоже не… некому, — он оборвал на полуслове, переводя дыхание. — На тысячу первый раз я проснулся. А тысяча второй – происходит прямо сейчас. Ты сказал, я не люблю тебя. А я подпрыгивал на брусчатке и думал: «Мои сны темны. Было бы здорово, если бы ты озарил их». И ниже опускал глаза. И представлял, как…

— Сжал в объятиях, не желая отпускать свой призрак тихого омута, — странноватым голосом дополнил за него Ксавьер. Словно продекламировал из пьесы. Или из сновидения.

Ангел ненадолго остолбенел. Еле справился с одеревеневшим языком.

— Ты… не можешь этого знать. Даже Джинни не способен влезть в мои мысли!

Златовлас туманно пожал плечами. Смешанное выражение его лица сам чёрт бы не прочёл.

— И? Не изволишь объясниться?! Что это за хрень происходит? Ксавьер! Аурор!

— Прости, — он уклонился от лобовой атаки, которая в случае успеха прижала бы его к стенке кэба. Тронул Ангела за плечо. — Мне тоже кое-что приснилось. И я страстно хочу тебе поверить.

— Я буду свататься за тебя у короля. И у него нет формальных причин отказывать! С моим новым статусом, с титулом…

— Я знаю, Эндж.

— Тогда в чём дело?!

— Не кипятись, — Златовлас прижался к нему сзади без предупреждения, заставив вздрогнуть с головы до пят. — Я сказал, что ты не любишь меня, и думал, что я прав. Но я был прав лет пять назад… то есть вчера где-то – по твоему летосчислению. А сегодня я не прав. Видимо, в лесу кто-то издох. Кто-то большой и толстый. И вонючий.

— Печные эльфы, да о чём ты?!

— Потише, — томно и даже кокетливо он обвил Ангела за бёдра, отправив во вторую волну мучительной дрожи. — Я уже видел тебя голым, мы переспали трижды… или четырежды? Я не мог прочитать в умных книгах, что быстрые победы добром не кончаются и добра не принесут, потому что умные книги недостаточно умны, чтоб о таком писать. И пришлось до всего доходить эмпирическим путём, методом собственной пробы и ошибки. Будучи по ряду причин склонным к драматизации событий, я решил, что ты моя ошибка, и собрался вырывать тебя вместе с аортой, близлежащим куском плевры и околосердечной сумкой. Я знаю, что говорю как настоящий фрик и ты меня понимаешь примерно так же хорошо, как лекцию по физике на китайском, но потерпи уж… раз любишь меня. В общем, я понял, что, только послав тебя подальше, я добьюсь какой-нибудь ясности и дружности с собственной головой. Например, ты вернёшься, покажешь, что тебе не всё равно. Возможно, ты вскроешь, что плохо спишь без меня, страдаешь несварением желудка, хочешь уйти в запой или, наоборот, не хочешь… — в нежной осторожности он зажал Ангелу рот, чтоб тот не перебивал, и закончил: — Пойми, я точно знаю, что был твоим мимолётным афтерпати-трофеем. Я не злюсь и не обижаюсь на это. Я просто захотел стать чем-то большим. Ну хоть попробовать. По праву крови или по праву личного ничем не оправданного высокомерия мне нравятся восхитительные, уникальные и сногсшибательные вещи. А ты восхитительный. И сногсшибательный. И почти наверняка уникальный. Предмет всеобщей зависти, если суметь тобой завладеть. Ты был ничей – а стал мой. Как я уже сказал тебе перед расставанием… я не хочу представлять тебя родителям. Я не вправе решать за тебя, но если бы мог – спрятался бы с тобой под семь замков. Любил бы втайне. Позволив тебе делать со мной любые бесстыжие безобразия, воплощать самые смелые перверсии, без сна и роздыху… укрыв от всех своим глупым ревнивым оком. Да, я глупый.