Современная югославская повесть. 80-е годы

Шерафуддин разъяснил ей: люди рождены, чтобы стать кем-то, каждый может стать техником, юристом, врачом и так далее, не имея таланта, но каждому кажется — его ждало что-то большее, но не получилось, и он пеняет на горькую судьбу… Вот Юка, ты знаешь Юку, известный в городе человек, он мог стать хорошим механиком, однако не стал и принялся за производство детей, бесспорно, это тоже кое-что, хотя такой вид заслуг высоко не ценится.

— Здорово! А у меня есть талант?

— Есть талант, благодаря тебе кто-нибудь окончит университет.

— Но почему? Почему? — удивлялась она.

— Видишь ли, когда одной девушке было лет пятнадцать, добрый святой проходил по небу с клеймом… а известно: тот, кого святой пометит клеймом, получает силу — определенные пропорции, красоту или такое, как у тебя, лицо.

— Выходит, этим клеймом добрый святой пометил меня? — Ей так хотелось, чтобы Шерафуддин повторил свою похвалу.

Тут в дверях появилась компания молодых людей и, прочесав помещение взглядами, уселась за соседний столик. Зинка обернулась и увидела Чебо.

— Тебе не надо смущаться и прятаться, — успокоил ее Шерафуддин, заметив, что ей не по себе. — Я прикинусь дряхлым, выжившим из ума старцем, каким в конце концов и являюсь.

Парни за соседним столом откровенно пялились на них, обсуждали, подсмеивались над Шерафуддином, а Чебо знаками приглашал Зинку бросить старика и пересесть за их стол. Она делала вид, будто не понимает. Наконец Чебо осознал: он унижается в глазах друзей, хотя они сами его подзадоривали.

— Извольте, — сказал Шерафуддин, когда Чебо подошел к их столу, сел, свободно откинувшись на спинку стула, и повернулся лицом к приятелям. Все они были моложе его. Они давно не спускали глаз с Зинки, а когда Чебо подсел к ней, зашлись от восторга, демонстрируя свое отношение к происходящему.

— Что у тебя с этим? — спросил Чебо Зинку. — Ты чья девушка? Соображаешь, старикан, это моя девушка!

— Была, — отрезала Зинка.

— Выходит, вся вышла? Э, так не годится, сестренка! Как ты можешь сидеть с таким?

— А что?

— Кладбище! Ненормальная. На что он тебе? Выходит, ты приворожила эту обезьяну, — Чебо не смущало, что Шерафуддин слышит каждое слово, он и старался, чтобы тот все слышал.

Появился Лутфия, Чебо не стал дожидаться, когда его попросят из-за стола, он смотрел на великана снизу, стараясь поймать его взгляд. Но Лутфия неотрывно смотрел на Шерафуддина. Чебо воспринял это как враждебный выпад, вскочил и бросился к своему столу. Шерафуддин улыбнулся, Зинка тоже.

— Видела? Вот это победа, без труда, без единого слова, прямое попадание, уложил на обе лопатки, — шутил Шерафуддин.

— Жуть!

— И не только его, всю шпану, смотри, как примолкли.

Зинка повернулась к Чебо, не в силах сдержать злорадную улыбку. Чебо вертел головой, стиснув зубы, но она легко догадывалась, что он мог шипеть: «твою мать» или «шлюха».

Ничего не подозревавший Лутфия таращился на Шерафуддина и Зинку. А когда перевел взгляд на Чебо и его компанию, те пришли к выводу, что лучше всего убраться. Один за другим, гуськом, прошли они между столиками, злые, сраженные, униженные. Только теперь Шерафуддин и Зинка расхохотались, а Лутфия смущенно оглядывался, опасаясь, не над ним ли смеются.

— Браво, — Шерафуддин протянул ему руку, — чистая победа!

Захлебываясь от смеха, Зинка тоже протянула руку Лутфии, он нерешительно ее пожал, а она сказала:

— Классно.

— Как тебе понравилось, девочка? — поинтересовался Шерафуддин. — Каков мой родич?

— Фантастика.

— Что я тебе говорил, а ты упиралась.

— Супер, точно супер.

Наконец Шерафуддин объяснил, что эти подонки преследовали их с Зинкой, а теперь испугались, увидев настоящего богатыря, так что Лутфия стал героем дня.

— Вот он какой, посмотри, Зинка, ей-богу, с таким шутки плохи. — И он еще раз пожал руку Лутфии, Зинка тоже, машинально, все еще не справившись со смехом. Потом Шерафуддин рассказал про Большого Дамира: ну, тот, что весь в татуировке, видел его ручищи? Одним ударом кулака раскалывает четырнадцать черепиц.

— Брр! — передернулся Лутфия.

— А ты можешь?

— Не-е…

— Он способен кулаком быка свалить. А ударом головой в живот отправить человека в больницу, откуда тот уже не выйдет.

— Брр…

— А ты можешь?

— Да куда мне, я человек тихий, из села, хотя сам видишь, вообще-то тихих не бывает, все дело в культуре, есть она или нет. Эх, дядя, я уже не прежний Лутфия из села, я теперь культурный.

— Культура — это хорошо, — признал Шерафуддин, — но с некультурными культура не поможет.

Лутфия о таком и слышать не хотел, он верит в добро, все его знают и уважают: и директор, и сослуживцы, особенно сослуживицы… Его называют «наш Лутфия», только попроси, всегда готов услужить, даже если надобно идти на край света.

Шерафуддин похвалил его за такое поведение.