Современная югославская повесть. 80-е годы

Для Зинки, думал он, это эпизод. Вот, например, люди ездят по неведомым странам, восхищаются красотами, достопримечательностями, наслаждаются, удивляются, ахают, бегают от картины к картине, от статуи к статуе, восторгаются архитектурой, а потом все виденное и познанное загоняют в дальний угол сознания, и угол этот с каждым днем становится все меньше и меньше, а приехав домой, ступив на свою землю, возвращаются к привычной жизни, делам, семье, к своему народу, попадают в привычный круговорот и не всегда находят время вспомнить о своих странствиях и впечатлениях, так и Зинка, размышлял Шерафуддин, пустилась изведать неведомое.

Зинка радовалась, предвкушая, как они обставят квартиру, как хорошо в ней будет Шерафуддину. Она удивилась, увидев, что стены и потолок кабинета обложены толстым слоем ваты, а в случае надобности можно обложить и окна. Ее внимание привлекла зелень, занимавшая добрую половину просторной комнаты, это было так необычно, как в сказке, она осмотрела все закутки и не встретила никакой жены, о которой он столько говорил, — сплошная фантазия. Шерафуддин заметил, что зелени придется добавить, поскольку количество углекислоты с появлением Зинки увеличится.

Диковинным показался ей и зал, Шерафуддин называл его гимнастическим, здесь он когда-то занимался дзюдо, а теперь йогой, в соответствии с эллинскими и собственными представлениями: в молодости человек должен стремиться к вершинам физической силы и красоты, а в старости — к высотам духа. Разумеется, все было в запущенном состоянии. Покрытые пылью, валялись в углу пудовые гири, эспандеры, пружины, так же как рукописи и книги — в кабинете. Жену всегда ужасал этот кавардак, а Шерафуддин ужасался, если она наводила порядок.

Ему хотелось поскорее избавиться от старой мебели, и он популярно объяснял Зинке: стремление украсить жилище свойственно человеческой природе, это можно обнаружить уже на низших ступенях цивилизации. Даже создание произведений искусства было не самоцелью, как принято считать, они требовались для украшения интерьера, а обладание произведениями искусства укрепляло общественное положение. Вот Медичи во Флоренции…

XII

Над небрежно разбросанными холмами висел натянутый прозрачный полог, нежно-голубое небо было чисто, только продолговатый слиток металла, белый, как сахар, все дальше удалялся от Земли, становясь меньше и меньше и оставляя за собой медленно расплывающуюся серую полосу тумана. Ни один звук не долетал до города.

Такими были вечера той поздней осени. Шерафуддин предложил Зинке сходить куда-нибудь; вспомнилось, что они с женой никуда не ходили, отсутствие отдушины усугубило их разобщенность, но он тогда не думал об этом или забывал — еще одна из причин их отчуждения.

Сейчас они сидели в кафе и весело болтали, вокруг были люди, в чем и заключается преимущество кафе перед кино, хотя в кафе, как правило, ничего не происходит, а в кино происходит, в чем и заключается преимущество кино перед кафе.

Зинка восторгалась новой мебелью, и Шерафуддин, придерживаясь темы, рассказал, что в Англии до XVI века ковры были неизвестны, путешественник удивлялся, увидев в Стамбуле «ткани для пола», набивные ткани привозили с Востока, из Китая, Индии, кроме плюша, дамаста и шелка, которые приобретали в Италии… а ореховое дерево ценилось, как сейчас полировка, короче, теперь мы все больше удаляемся от Ренессанса, движемся к стандарту, и хоть принято говорить, что все новое — лишь хорошо забытое старое, это верно только в известной степени или совсем неверно.

Неподалеку сидел профессор на пенсии с компанией, заметно уступавшей ему в образованности, говорил он один — о знаменитых в прошлом фамилиях, о старом городе, о второй мировой войне, о современном градостроении — это была его специальность, — о том, что появление крана произвело революцию в строительстве, о сложных операциях на мозге, о своем путешествии по Африке, об аллигаторах в Южной Америке, нападающих на человека, и о чем бы ни говорил, он говорил со знанием дела.

Были здесь и сослуживцы Шерафуддина, он поддерживал с ними отношения, боясь утратить связь с любимым делом, хотя духовной близости уже не осталось — два взаимоисключающих мира, и, естественно, второй мир, ирреальный, был миром Шерафуддина.

За столом поближе говорили о власти трудящихся, это была актуальная тема, кто-то жаловался на произвол директора, на постоянные притеснения, другие полагали, что власть трудящихся была задумана совсем не так. Вот пример, говорил один, лежал он в больнице, какая же там грязь, дали простыню, а на ней уже кто-то спал, и неизвестно, с какой болезнью, вот так. А он думал, в больнице должно быть чище, чем дома, там все-таки врачи, а тут — простые хозяйки, они ведь не верят ни в бациллы, ни в вирусы. В уборную не войдешь, все загажено дальше некуда. А почему? Потому что в больнице заправляют не врачи, а санитары…