Хиландарские общежители с самого начала были и всегда оставались своего рода партией Неманичей, национальной партией внутри монастыря. Культ его основателей, святителей и владык Немани и Саввы наряду с культом правящей династии, основателями которой являлись также они, у общежителей был особенно почитаем, монастырь же им виделся великим святым семейством, чьи духовные связи восходят к далекому народу, его породившему, оттого заветным примером служил им принцип отцовства — отношение отца (Немани) к сыну (Савве). Своей приверженностью к Савве и к Немане, к проторенной ими стезе они напоминали псов, стерегущих и пастухов, и само стадо. Обращенные к традиции, они полагали сутью своего призвания открытие сокрытых возможностей. Священные ратники, умели братья, когда надо, и крест, как копье, метнуть. Наследники владыки и воителя, они, подобно Савве, при нужде защищали монастырь от пиратов и разбойников. Согласно типику
[19]Саввы, им не принадлежало ничего, кроме ушей на голове, вместо своей кельи — только лежак для ночлега, вместо своей рубахи — после стирки всегда чужая. Все, и они сами, было общим, артельным. И церковью они сами себе были, ибо сказано: где двое сошлись в молитве, там и храм. Хиландарцами они были не только в хиландарской обители, но по приверженности своей Немане и Савве: в дороге ли, на виноградниках и пастбищах Кареи, монастыря святого Павла или Патерицы[20] — повсюду, где бы ни оказывались, они оставались хиландарцами, Хиландар же повсюду был с ними. Подвижники неба, они не привязывались ни к месту, ни к стенам. Один и тот же луг у погоста звался у них двумя именами: если упоминался на берегу — Ближний, если о нем говорилось в монастыре — то всегда Низина.Коли монах утверждал, что деление на общежителей и отшельников не затрагивает сути, а скорее лишь дань привычке, если он полагал, что все монастырские насельники равны между собою, что взаимосвязь поколений не имеет никакого значения, мол, возможности у всех изначально одинаковы, можно было с уверенностью заключить, что он — общежитель.