Современная югославская повесть. 80-е годы

«Наука покоится на идеях…»

«Гипотезы нужны науке, как каркас строящемуся зданию…»

«Большие идеи рождают большие дела…»

«В мире можно получить любое наследство, но науку надо постигать самому…»

«Ничто нельзя считать недостижимым. Придет время — и невозможное станет возможным…»

«Сегодня обычный человек постиг такие истины, за которые сам Архимед отдал бы жизнь…»

«Каждая теория должна быть дерзкой, чтобы прокладывать новые пути…»

«При жизни Коперника считали бездарем, а для потомков он стал гением…»

«Мыслящие люди видят мир совсем иным, чем бездумные…»

«Идеи должны быть постоянно в движении, как тучи перед дождем, лишь тогда они прольются потоками мудрости…»

«На свете нет большего наслаждения, чем собственным умом прийти к окончательному выводу…»

«Великие открытия начинаются с простых мыслей…»

«В науке нет неразрешимых проблем. Есть большие и меньшие трудности на пути к их разрешению…»

«До определенного предела люди мыслят одинаково, а за его порогом — каждый в меру собственных возможностей…»

Читая книги, наполненные подобными мыслями, Мил загорался желанием познавать мир, открывать новое, создавать небывалое. В голове его рождались идеи, воображение рисовало перспективы.

Он перенес оборудование учительской лаборатории к себе в дом и пополнил его новыми приборами.

XX

…Всю весну восточный ветер вел себя переменчиво — задувал то сильнее, то слабее, то с одной стороны, то с другой. Иногда людям чудилось, что воздушные вихри имеют зеленую окраску, и они всматривались в даль: откуда ветер извлекает свой цвет, берет ли его у травы и древесных крон или зарождается таким? В другой раз восточный ветер представлялся им темным, даже черным, это когда он спускался с холма, где курилось дувало. К людям приходила тревога, беспокойство. Обходя дворы, где селяне убирали навоз, ветер обретал камфарный или винный запах, щипал работающим нос и глаза. Когда в селе варили ракию, он пропитывался ее запахом и, словно хмельной, неуверенно устремлялся то в одну, то в другую сторону.

Минул июнь. Началось лето. Восточный забияка утихомирился. Он исчез, не оставив ни цвета, ни запаха. И теперь дым густо валил из дувала, как из заводской трубы, и поднимался черным столбом ввысь, где расщеплялся на куски и растворялся в небе, как чернила в воде.

Богуле завершил учебный год хорошо, впрочем, учитель, как и прежде, колебался, какой итоговый балл выставить: мальчик занимался неровно. Порой замечательно отвечал уроки (это случалось после ночных бодрствований при луне, когда отец читал ему вслух учебники). А бывало, не мог ничего сказать, стоял столбом, словно немой. Учитель сердился и думал, что Богуле просто не желает учиться. Но потом, вспоминая, как интересно он может отвечать, ставил общую оценку: «хорошо».

А Богуле, хотя и походил характером на отца, как ни странно, вовсе не жаждал знаний. Может, не хотел дальше учиться, чтобы не покидать дом, не расставаться с родителями. С того самого дня, как отец заявил: «Тебе надо продолжить учебу», подросток страдал. С одной стороны, не хотел обидеть отца, с другой — сознавал, что учеба ему дается трудно. Лето для него было омрачено. Он подолгу спал, точно ища забвения в нереальном мире сновидений.

Наступила осень, а с нею и день отъезда в Скопле. Мил выхлопотал для сына место в общежитии. Утром разбудил его чуть свет, чтобы успеть на автобус из озерного города. Прощаясь с матерью, мальчик прослезился. Всплакнула и она, всхлипывая, давала советы беречься, следить за здоровьем. Она говорила с такой болью в голосе, будто речь шла о расставании навсегда. Богуле вконец расстроился. Ему хотелось отшвырнуть сумку и убежать, хотя у двери в ожидании стоял отец. Вытерев ладонью мокрое лицо, внук попрощался с дедом. Илко крепко сжал ему руку, потряс по-мужски:

— Не горюй, родной. Придет день — поймешь, что человек сам хозяин своей судьбы.