Современная литературная теория. Антология

Но акцент Фрейда на идеологию, а не на общественную историю, позволяет нам взглянуть на его «поиск истоков» в несколько ином свете. Представляется справедливым утверждение, что «Тотем и табу» Фрейда следует читать не как антропологию, а как миф. Фрейд создает миф о том, как человечество мыслит свою историю. Он делает это методом дедукции, отталкиваясь от современных ментальных структур, усматривая в них «извечные» свойства. К тому же он показывает, что человек, если он хочет жить в обществе, должен воспринимать свою историю только определенным образом. Другими словами, он рассказывает о настоящем, но в своих самых существенных чертах это настоящее не отличается от прошлого. Гипотеза, высказанная в «Тотеме и табу», дополняет миф об Эдипе – она заполняет его лакуны, предлагает нам ту сторону мифа, которая не была раньше изложена выразительным пером Софокла. По Фрейду, история Эдипа так глубоко воздействует на людей потому, что затрагивает фундаментальные, универсальные мотивы в человеческом сознании; точно так же великие «трагедии мести» (например, основные образцы елизаветинской драмы) играют с мотивами соперничества, насилия, ревности, которые должен пройти человек в процессе взросления, в процессе становления человеческого. Известный примитивный ритуал, тотемная трапеза, воплощает детское желание отправить в рот, проглотить съесть и одновременно страх быть съеденным, но историческое повествование, в котором Фрейд объясняет этот ритуал, одновременно разыгрывает его. Детские страхи и фантазии, ритуалы первобытных племен, придуманные «исторические» объяснения, психоаналитические реконструкции – все это у Фрейда одинаковый материал, одно объясняется через другое, сквозная идея работает на всех уровнях.

Хотя труд Фрейда внешне оперирует понятиями эволюции, развития – так же, как его его изначально относящиеся к онтогенезу наблюдения над индивидами оформлялись в понятиях «стадий» и возрастов (последние, как правило, указывались неточно и вообще были непринципиальны) – совершенно очевидно, что в психоанализе он видит особый род мифа, о чем свидетельствует и его антропология. ...

Психоанализ превращает бессознательное в осознанное не только в терапевтической практике – это и его теоретическая цель. Психоанализ реконструирует безотчетные, фрагментарные, смутные образы и представления, содержащиеся в бессознательном, придает им стройность и представляет их тем, что они есть: в качестве мифов, репрезентаций идей, в качестве идеологии – трудно найти подходящий термин, поскольку значения всех перечисленных понятий сегодня сместились и девальвировались. Всякий нормальный человек разделяет с другими людьми некие унаследованные представления о прошлом, настоящем и будущем, которые можно вскрыть, эксплицировать, реконструировать в целостную форму, и с этой формой соотносится каждое его высказывание, каждое побуждение, любая мысль или промелькнувшая ассоциация. Юнгу не пришлось создавать «коллективное бессознательное», потому что бессознательное всегда уже носит коллективный характер.

Но если фрейдовский миф происхождения рассказывает нам о том, как мы живем сегодня, нам все еще предстоит найти объяснение универсальным свойствам человека, которые этот миф постулирует. С точки зрения нашего исследования, важнейшим формирующим человека обстоятельством является патриархатная структура общества и два ее проявления: комплекс антропофагии (тотемная трапеза) и эдипов комплекс. Данные современной антропологии скорее подтверждают мнение Фрейда о том, что человеческое общество тождественно патриархату, но не мнение Энгельса, что патриархат ограничен исключительно письменной цивилизацией. Насколько это общее наблюдение важно для нашей темы?

2. Патриархат, система родства и женщины как объект обмена

Я хочу наметить некоторые предварительные связи между мифом, который Фрейд вывел из своего анализа индивидуального бессознательного, и известными нам антропологическими его подтверждениями. Я могу предложить здесь лишь самые общие основания антропологической теории. Хотя работы Леви-Стросса вызывают споры, я предпочла базироваться на них. Во-первых, потому что они мне нравятся, и во-вторых, потому что на него в какой-то мере влияли те самые вопросы, которыми я задаюсь. Так как я рассматриваю только самые общие проблемы – родство, инцест, обмен, – я мало забочусь о верности отдельных антропологических подробностей. Предлагаемый мной путь исследований нуждается и в корректировке, в большем масштабе, но все это наверстают со временем другие работы. Пока нам нужен анализ системы родства в современном капиталистическом обществе, потому что женщины как женщины определяются именно этой системой.