Современная новелла Китая

— Вижу я, ты всю жизнь хочешь меня в горах продержать! Как фазаниху!

— А что? Ты моя!

Он крепко обнимал Пань Цинцин, и она затихала в его жарких объятиях. Да, она — его собственность, он может ее ругать, бить, а она будет рожать — так же легко, как плодоносит дерево. Ведь она здоровая, в самом расцвете, боль ей нипочем. И молоко из грудей льется так же свободно, как сок из дерева. Муж у нее сильный: хоть кабана, хоть тигра одолеет. Руки — как железные обручи, обнимет — не вырвешься. Силушку девать некуда! Но там, за горой, мужья с женами, пожалуй, то же самое делают?

Летом 1975 года в Зеленом логе появился Однорукий. Не какой-нибудь там начальник, а простой городской парень, ровесник революции 1949 года, направленный в лесничество на поселение. Звали его Ли Синьфу. Высокий, красивый, приветливый. Он хорошо умел отбирать семена и выращивать рассаду, но в 1966 году к нему вдруг стали привязываться хунвэйбины. А тут он еще, прыгая на поезд, угодил под колеса и потерял руку. С тех пор у него вместо руки болтался пустой рукав.

Несколько лет Ли Синьфу промаялся в городе и вернулся в лесничество — здесь-то его и прозвали Одноруким. Никто не знал, куда его пристроить, обзвонили все лесоповалы, все лесоводческие бригады — нигде не берут. И инвалид, и у хунвэйбинов на заметке — лучше не связываться. А то, как говорится, уронишь кусок соевого творога в золу, потом не сдуешь, не отряхнешь. В это время из Зеленого лога пришел за своим пайком лесник Ван Мутун. Завполитотделом лесничества, однофамилец Мутуна, увидев лесника, хлопнул себя по лбу: почему бы не послать Однорукого в Зеленый лог на помощь Ванам? Работа не тяжелая, к тому же на сотни верст вокруг ни души. С кем ему там вступать в сговор — с мартышками и фазанами?

Ван Мутун обрадовался было, но, узнав, что речь идет о калеке, сразу скис.

— Послушай, старина Ван, — похлопал его по плечу завполитотделом, — ведь ты давно хочешь вступить в партию? Вот тебе испытание и партийное поручение. Что калека — не так уж плохо, легче им руководить. Я лично с ним поговорю, скажу, что он должен беспрекословно тебе подчиняться, обо всех своих действиях докладывать, а на отлучки из Зеленого лога спрашивать у тебя разрешения. Ну, и ты постарайся, помоги перевоспитать этого молодого интеллигента, совершившего ряд ошибок!

Лесник кивнул. Ему даже нравилось, что он будет кого-то перевоспитывать.

Так Однорукий поселился в Зеленом логе, и в обществе, возглавляемом Ван Мутуном, стало на одного члена больше. В двадцати — тридцати шагах от своего дома, почти на самом берегу ручья, Ван с женой поставили невысокий сруб, покрыли еловой корой, и получилась хижина. Сначала лесник не испытывал к Однорукому какой-либо неприязни, наоборот, ему льстило, что тот называет его не иначе как старшим братом Ваном. А Однорукого сразу очаровала тихая красота Зеленого лога. Ван каждое утро посылал его на смотровую вышку на перевале. Ли Синьфу шагал по тропинке, змеившейся среди леса, и ему казалось, что все это сон. По долине стлался молочно-белый туман — густой и текучий, как сок, и возникало ощущение, будто не идешь, а плывешь. Таять туман начинал часов в девять-десять, когда из-за горы появлялось солнце. Ли Синьфу сидел на смотровой вышке, среди тысяч изумрудных деревьев, а под ногами по-прежнему расстилался туман. Особенно хороши были гуандунские сосны и железные ели — тсуги, их макушки торчали из тумана как волшебные островки.

Но ни о чем волшебном Однорукий не думал, если не считать того, что ему нравилась хозяйка, очень добрая и красивая. Ее черные глаза, казалось, могли говорить и даже петь. Ли Синьфу всячески скрывал свои чувства, предусмотрительно держался от Пань Цинцин на расстоянии, но молодому парню невмоготу одиночество. А с кем можно было дружить в этой зеленой долине? С обезьянами, дроздами, рябчиками?