Современная новелла Китая

— Это хорошо. А вот у нас, в нашем Чжуудском аймаке, страшная засуха! С самой весны и по нынешний день ни дождинки не выпало. — Он покачал головой, повздыхал и вдруг сказал радостно: — Если бы наша бригада еще по весне арык не прорыла да из водохранилища воду не подвела, нам бы уж точно и травинки зеленой не видать!

Не разбираясь в географических особенностях и производственных условиях их бригады, я никак не мог осознать всей важности этого арыка, о котором шла речь. А потому не только не мог разделить радость старика, но даже вообще не способен был поддержать разговор на эту тему. Старик сделал еще глоток, бросил на меня взгляд и вдруг спросил:

— А малый-то, видать, разозлил тебя?

Вопрос застал меня врасплох, я даже не знал, что на это ответить.

— Я как сюда вошел, сразу приметил, что ты вроде бы не в себе, — продолжал старик. — Я уж ему говорил: незачем нам в гостиницу эту, к чужим людям ломиться, куда лучше разыскать какую ни есть родню, переночевать там — и дело с концом. А он мне: если, говорит, родня дальняя, то без подарков никак нельзя, а подарки денег стоят, так что оно еще накладней выйдет. А я уж не помню, когда и в городе был, кабы не он, не выбрался бы!

Только тут до меня наконец дошло, что старик явно хочет завязать разговор. Я поспешил ему объяснить, что не сержусь. И тут же спросил:

— А паренек-то, видно, внук ваш?

Старик в ответ даже руками замахал:

— Это у меня-то в огороде — этакое зелье?! Нет, это сынок нашего деревенского Ловкача. Мы его Ловкачонком зовем. Вот ты только что сам его видел — и что скажешь? Правда ведь, ловок?

Ничего себе имечко! И уж конечно, принадлежит к разряду прозвищ. И я полушутя-полусерьезно ответил:

— Это точно, не парнишка, а сущий чертенок: совсем еще молоденький — а такой хитрюга!

— Ну, это ты не скажи. Я ведь и сам раньше долго отца его недолюбливал: в одной деревне жили, а я и глядеть на него не хотел. А теперь по-другому думаю. Мир-то велик, и всякие в нем люди встречаются — да и возможно разве такое, чтобы все на один покрой были! А у разных-то людей и нрав разный. Так вот и надо каждому человеку в жизни место дать — пускай для общей пользы трудится!

И старик продолжал с чувством:

— А парнишка этот — весь в отца! Они ведь из пришлых: дед его пришел когда-то с пожитками в наши края, ведь родом он из уезда Баочи, что по ту сторону Стены. Отец парнишки только-только ходить научился — уже бродяжил с его дедом по селам да деревням: каких только людей не перевидал, чего только не пережил! Этот дед сына своего содержал в строгости: тот еще в возраст не вошел, а уж он приучал его, чтоб сам себя кормил, сам себе на жизнь зарабатывал. Так уж тот везде промышлял, за любое дело брался — только бы денег заработать! А потом присмотрел себе у нас в деревне бабенку — да тут и остался. Сперва, как женился, в примаках жил. А там, и трех лет не прошло, он уже и дом себе построил, и на ноги встал. А как дожили до земельной реформы, получил вместе со всеми и землю, и имущество. Да только мы-то, лопухи, так из нужды и не выбились — а уж он, глядишь, первый из всех обзавелся повозкой на резиновом ходу. Это каким же таким манером? А смекалистый, черт, и котелок у него варит! А сельчане-то наши — и в глаза, и за глаза — так его Ловкачом и прозвали!

Крестьянин, про которого рассказывал старик, принадлежит к одному из многочисленных деревенских типов. Я немало таких встречал и немало с ними общался. У нас в деревне их называли «доками» или «мастаками».