Хотя в середине столетия множество позитивистов заполнило кафедры ведущих западных университетов, наиболее известные политические теоретики, продолжавшие развитие «классической» западной традиции политической мысли, работали исключительно успешно (Исайя Берлин, Эрик Фёгелин, Герберт Маркузе, Ханна Арендт и др.). Поскольку работы этих ученых не соответствовали критериям их критиков-позитивистов как лидеров интеллектуальной моды относительно того, какой же должна быть «истинная» политическая теория, их имена редко упоминались, а в истории политической теории образовались «белые пятна», заполненные лишь спустя десятилетия.
Тем не менее позитивизм внес значительный вклад как в развитие эмпирической политической теории — в частности, таких течений политической мысли, как институционализм, бихевиорализм, теорию рационального выбора и т.д., — так и в становление аналитической философии как длящуюся уже более столетия дискуссию о существенной корректировке и опровержении исходных положений познания.
Ответ Ласлету: Исайя Берлин.
Английский политический философ русского происхождения Исайя Берлин в 1962 г. опубликовал эссе под заголовком «Существует ли все еще политическая теория?» — это была своего рода реакция на «вызов» Питера Ласлета. Для Берлина ответ очевиден: да, существует:«Есть только два веских основания, позволяющих констатировать смерть дисциплины: одно состоит в том, что ее главные предпосылки, эмпирические, метафизические или логические, отныне неприемлемы, поскольку они (вместе с тем миром, частью которого являются) отмерли, или же потому, что они дискредитированы и отброшены. Другое заключается в том, что задачу, первоначально выполняемую старой дисциплиной, начинают решать дисциплины новые. Эти дисциплины могут иметь свои недостатки, но они существуют, функционируют и либо наследуют, либо захватывают функции своих предшественниц: предку, от которого они ведут свое происхождение, места не остается»[101]
.По мнению Берлина, ни одного из этих оснований нет. Другое дело, что политическая теория может успешно развиваться только в плюралистическом или потенциально плюралистическом обществе. Уточним, что под плюралистическими обществами он понимал общества, цели которых противоречат друг другу и это отражается на моральной и политической практике[102]
.Берлин сфокусировал свое внимание на центральности нормативных вопросов, утверждая, что само существование политической философии гарантировано тем, что мы, как жители либеральных демократий, обязательно должны обратиться к выяснению направления нашей дельнейшей (в послевоенный период) к систематической и критической рефлексии ценностей, руководящих нашим выбором. Берлин, таким образом, идентифицировал плюрализм как условие существования политической теории как интеллектуального предприятия, однако он использовал этот термин в двух смыслах.
Прежде всего, плюралистическое общество, в отличие от тоталитарного (по крайней мере, в идеале), — это общество, в котором имеется политический выбор и где сторонники разных идеалов вступают в конкуренцию по поводу разных направлений развития данного общества. Когда имеет место социальный плюрализм, т.е. политически активные и влиятельные социальные группы придерживаются конфликтующих этических и политических ценностей и принципов, такое нормативное несогласие может привести к систематической рефлексии и критике и, соответственно, к развитию политической (и моральной) философии.
Берлин использует идею плюрализма и в другом смысле, исходя из того, что ценности по сути своей плюралистичны и означают множество хороших вещей, которые в каком-то смысле являются «благими», «желательными» «или достойными», и эти ценности несовместимы в том смысле, что не могут быть рационально упорядочены. Они не только не сводимы к одному измерению ценности, как, например, утилитаризм стремится взвесить все с точки зрения пользы, но и не могут быть упорядочены, дабы мы могли детерминировать, какие из них являются приоритетными в конкретном контексте.